Тайна «Утеса»

Утреннего хорошего настроения Ингрему уже не удалось вернуть. Он сидел в машине, жалобно глядя на дом, словно мальчишка, которого отправляют в школу после каникул. Макс тоже был угрюм.

Поезд Ингрема уходил в Бристоль в тридцать пять двенадцатого. Макс, которому предстояло вернуться в Лондон, заявил, что не собирается терять утро в вагоне, а предпочитает пройтись до станции пешком, позавтракать в каком-нибудь пабе и уехать поездом в три пятнадцать. Он поставил в машину свой чемодан. И тут зазвонил телефон. Это оказался Питер Кэри, вне себя от восторга после встречи с Пеннантом. Я объяснил ему, что спешу, говорить не могу, и позвал к телефону Макса.

— Счастливо, Родерик! — попрощался Макс се мной. — Может, мы с Джуди еще составим вам компанию в «Золотой лани».

Тут я сообразил, что, уезжая, он может встретиться на станции со Стеллой. Что, если передать ей с ним записку? Соблазн был велик, хотя я и понимал, что лучше сейчас не тревожить Стеллу. В конце концов я так ничего и не сказал Максу. Когда я выходил из дома, он с довольной улыбкой слушал Питера.

Пока мы ехали, Ингрем больше молчал, а если и заговаривал, то только о нашем «Утесе».

— Чаще всего в домах, где обитают привидения, никаких неприятностей не бывает. Ну испугают разок-другой кого-нибудь из детей или слуг. А ваш случай очень сложный, к тому же мисс Фицджералд так впечатлительна. Уверен, вы приняли единственно правильное решение.

Когда мы въехали на вершину горы Тор, перед нами открылся такой вид, что на минуту я даже притормозил. Ветер рябил свинцовое море, и по нему бежали серебряные полосы, а остров Ланди как бы выглядывал из-под серебристой челки. Солнце было закрыто огромной иссиня-черной тучей с ослепительно белыми подпалинами, из-под нее веером выбивались плоские лучи, и над вересковыми полянами, куда они падали, стояло призрачное лиловое сияние.

— Здорово! — воскликнул я. — Вот будет подарок Максу, когда он пойдет здесь.

Ингрем помолчал, а потом сказал:

— Я согласен с мистером Хиллардом — среди зимы в ваших местах, наверно, настоящее великолепие.

— С удовольствием пригласил бы вас в «Утес» на Рождество, — сказал я, — но увы!

Ингрем бросил на меня благодарный взгляд:

— Я был бы счастлив, если бы вы пригласили меня куда угодно, где бы вы ни оказались. Если, конечно, мы не встретимся в Ирландии.

Прося о встрече, он впервые на моей памяти проявил застенчивость, и я смог, не кривя душой, пообещать ему гостеприимство.

Оставшиеся несколько минут он самым оживленным тоном толковал о разных интересных местах и людях, с которыми ему приходилось сталкиваться во время его исследований.

— Но я никогда не предполагал, — заключил он, — что благодаря призракам мне выпадет счастье познакомиться с вами обоими. Пожалуйста, передайте мои самые искренние приветы и пожелания вашей сестре. Она обещала известить меня о развитии событий. Поблагодарите ее за меня и скажите, что я готов оступаться снова и снова, лишь бы еще раз заслужить ее великодушное прощение.

Когда его поезд тронулся, я почувствовал, что мне будет не хватать Ингрема, очень уж заразительной была его жизнерадостность. «И Макса я уже не застану, когда вернусь в „Утес“», — подумал я, а на ночь нам с Памелой предстоит перебраться в «Золотую лань». К тому времени Стелла будет уже в сотне миль от меня.

Я изучил висевшее на станции расписание. Вечерний поезд уходил в пять пятьдесят. Появиться на станции я не имел права. Даже проехать сейчас на обратном пути мимо Уилмкота и взглянуть на него нельзя. И я поехал домой. Проезжая мимо «Золотой лани», я заколебался — не заказать ли сразу комнаты на ночь? Но это можно сделать и по телефону, вдруг Памела чувствует себя плохо и никуда не двинется.

Однако Памеле было гораздо лучше. Она лежала в полутьме, уютно устроившись в подушках, и сказала, что голова у нее почти прошла.

— А ночью просто раскалывалась. Я не спала до пяти утра. Очень жалко, что мне не удалось попрощаться с мистером Ингремом. Родди! Я хочу просить у тебя отсрочки на одну ночь.

— Просьба будет удовлетворена, но при одном условии — ни шагу из этой комнаты.

— Да мне и некогда разгуливать. Мне надо думать и думать. Знаешь, оказывается, мы непростительно и глупо заблуждались…

— Нет, Памела, я даже слушать не хочу об этом! Не вздумай начинать все сначала.

— Но, Родди, именно этим я и занимаюсь! И можно надеяться…

— Памела! Не забивай себе голову! Все равно ничего не придумаешь, а нас изведешь!

— Хорошо, пока не буду уверена, ничего не скажу. Расскажи ты, что новенького? Да, Макс поднимался проститься и сказал про Питера. Все-таки Макс просто необыкновенный!

Пустив в ход все свое красноречие, я передал ей приветы и пожелания Ингрема, добавив, что, пока ехал обратно, мог забыть самые элегантные его комплименты. Памела слушала, чуть улыбаясь.

— А что это за намеки на проступки и прощение? — спросил я.

— Ну, наверно, он вспоминает о вчерашнем вечере, когда он был так расстроен. Ему действительно не повезло с нашим сеансом, а тут еще и ты повел себя не слишком деликатно.