– Возможно, подбросили в ту же ночь, когда стреляли в тебя. Сам помнишь, какой снегопад был, ни черта не видно, тот же Сарычев мог вернуться на место преступления.
– И все равно, зачем ему Мышкина подставлять?
– Может, Сарычев… Или кто-то там… Может, преступник не знал, что в момент выстрела Мышкин был у тебя за спиной.
– Или кто-то там?.. Сомневаетесь, что это Сарычев?
– А если Сигайлов? Мертвым его никто не видел.
– За Сарычевым наблюдают.
– Да, конечно.
– Конечно?
«Да, конечно» – обычно так говорят, когда делают что-то спустя рукава.
– И наблюдаем, и работаем. Если Сарычев виновен, мы его обязательно выведем на чистую воду.
Прокофьев кивнул – в надежде на лучшее. Сколько веревочке ни виться, конец все равно будет. Хотелось на это надеяться.
Небо и в клеточку, и в чешуйку. Голые бетонные стены, решетка из арматурного прута, поверх сетка рабица – такой вот он, прогулочный дворик в Чугуйском СИЗО. Попал Брайтон, конкретно попал. Не простили его менты. А ведь он и не собирался Лукову мочить. А если собирался, то не всерьез… Ну да, нашло на него затмение, но ведь он толком ничего не сделал. Почему предъявили обвинение, почему посадили в СИЗО?.. Круто менты за него взялись, как бы пресс-хату не организовали. Ярыгин, падла, намекал. А взгляд у мента, как у голодного волка, такой, если угрожает, обязательно сожрет.
Народу в прогулочном дворике немного, всего пять человек, а гул стоит, как будто сюда целую толпу согнали. А еще басурманин голос повысил. Стоит в углу, правой рукой мобильник в ухо вжимает, а левой возмущенно машет.
– А я не знаю, как ты это сделаешь!.. Или ты меня отсюда вытащишь, или я тебя вложу!
Басурманами наркоманы зовут азиатов, которые толкают им вещества. Алик влетел за ганджубас. Таксовал, предлагал клиентам травку, нарвался на мента… Придурок, одним словом.
– Все, время! – шикнул на Алика Бульбуль, детина с тяжелыми отечными щеками.
Алик вытянул вверх палец, он просил всего лишь одну минуту сверх нормы, но Бульбуль ударил его в лоб так, как будто он показал ему «фак». Алик сел на задницу, Брайтон засмеялся, хоть какое-то развлечение.
А в камере он подсел к лежащему на шконке Алику, пальцами вцепившись ему в кадык. Скучно вдруг стало, захотелось поговорить.
– Ты кого, падла, вложить хочешь? Кореша моего?
– Нет! – прохрипел Алик, в ужасе глядя на Брайтона.
– А кого ты хочешь вложить?
– Никого!
– Значит, моего кореша!.. Или ты на мусоров стучишь?
– Да нет!
– Кого ты хочешь вложить?
– Да ты его не знаешь.
– Значит, на мусоров!
– Аркадий его зовут.
– Кликуха?
– Да какая кликуха? Он сам по себе… Сосед мой… Ну не совсем сосед.
– Рассказывай.
Брайтон отпустил парня, убрал от него руку и в нее же зевнул. Почему бы не послушать чужую историю на сон грядущий? Все равно делать не хрена.
Отступила смерть от Прокофьева, угрозы для жизни больше нет. Значит, зря старался Сарычев. Значит, не сработал его план. А Савелий уже точно знал, кто стрелял в Прокофьева, просто доказательств не хватает, чтобы закрыть подлеца. Ковелев как будто нарочно держит руку на пульсе событий, все вопросы насчет Сарычева – к нему. Постановление на обыск – пожалуйста. Санкция на арест? Будьте добры представить железобетонные улики. А их нет. Потому и кружит Савелий по городу – вроде бы и над головой Сарычева, а в темечко клюнуть его не может. Куда ни кинь, всюду клин. Но работа идет, надо всего лишь заострить внимание на опасном для Сарычева моменте.
Только Сарычев мог подбросить орудие убийства Мышкину. А экспертиза подтвердила, что в машине у бывшего адвоката находился именно тот самый пистолет, из которого стреляли в Шабалина. Ствол могли подбросить в ту же ночь, когда покушались на Прокофьева, но, возможно, это произошло чуть позже. С Мышкиным Ярыгин и собирался поговорить, вдруг были другие моменты, когда Сарычев мог подбросить ему оружие. И еще он хотел поговорить с Перовой. Повторный допрос – не самый плохой способ поймать свидетеля на лжи. И подозреваемого тоже.
Но Перова встретила его в штыки.
– Ну сколько можно? – всплеснула она руками. Голос охрипший, глаза красные от слез. – Что вы меня преследуете? Что я вам всем сделала?
– Да нет, просто я только что от Прокофьева, – сказал Савелий.
– И что? – Перова глянула на него сердито, но при этом распахнула дверь, чтобы он мог войти в квартиру.
– Егор Ильич в норму пришел, – переступая порог, сказал он. – Я с ним сегодня разговаривал.
– Обо мне спрашивал?
– Спрашивал, – кивнул Савелий.
Конечно же, они не могли обойти Перову стороной, сколько с ней всего связано.
– А где привет? – усмехнулась Виктория.
– Может, все-таки скажете, что произошло? – ушел от ответа Савелий. – А то если Сарычев обидел, вы скажите.
– Сарычев… Нет Сарычева, ушел он от меня.
– Когда это было.
– И Прокофьев твой ушел! – Устами Перовой говорила сама обида.
– Не уверен, что по своей воле. Наверняка под давлением обстоятельств…
– И Леонид ушел! – перебила Виктория и, опустив голову, села на краешек дивана.
– Как это ушел?
– Ушел… И все из-за вас! – Виктория быстро подняла голову и глянула на Савелия.