- Нет, ты погляди на него! - воззвал ко мне Миша. - Я ему хочу как лучше сделать, а он брыкается. И ведь ни за что я про это не узнал бы, если бы не вся эта история... Дай, думаю, загляну в архивы, мало ли что... Ведь в наших краях каждый второй из его поколения через лагеря прошел. Хотел за помощь его отблагодарить, а он...
Миша вспоминал ту историю, когда Севериныч своим враньем и небылицами запутал все дело так, что просто удивительно, как нам вообще удалось его распутать. Правда, вся путаница, которую он устроил, в итоге действительно оказалась только к лучшему, ведь не возьмись он врать напропалую, и не возникло бы улик против преступников, которые задергались просто жуть, и веселья под конец он нам, во всяком случае, доставил немало.
- Так ведь пуганая ворона и куста боится, - возразил Севериныч. Однако ж, за добро спасибо. Разве я не ценю?
- Так вы сидели? - вмешался я. - За что? Когда?
Этот кусок биографии Севериныча оказался для меня полной неожиданностью. Никогда, ни полсловечком во время всех своих бесконечных рассказов, не упоминал он о том, что несколько лет провел в лагере, далеко на севере. Видно, крепкий засел в нем страх, что все это может повторится.
- Сидел, - усмехнулся смотритель. - Говорят же, что от сумы да тюрьмы не зарекайся. За что? Да ни за что, сам слышал. Полностью реабилитирован как безвинно пострадавший по ложному обвинению. А когда... Давно это было, очень давно. Можно сказать, в другой жизни... А во всю эту писанину я не очень верю, - он кивнул на анкету, которую заполнял Миша. - Станет мне государство пенсию прибавлять!
- Трудно будет, - признал Миша. - Но мы постараемся.
- Так какое у вас все-таки было ложное обвинение? - настаивал я.
- Все в деле написано, в этих бумажках, - ответил Севериныч, махнув рукой.
- За длинный язык его притянули, за что же еще, - сообщил вместо него Миша. - Аккурат после войны угораздило его взять и вякнуть, что, - тут Миша торжественно зачитал по одному из протоколов, - "вел антисоветскую пропаганду, клевеща на советский гимн и флаг и призывая к террористическому акту лично против товарища Сталина..." Да это ж вообще расстрельная статья, по тем временам. Скажи спасибо, что в живых остался.
- Вот еще, "спасибо" говорить! - то ли в шутку, то ли всерьез обиделся Виссарион Северинович. - И вовсе не так я сказал, это они все переврали. Я сказал, что "этими палочками только барабанную дробь на наших животах выбивать"... Понимаешь, - повернулся он ко мне (он взволновался, и последнее слово прозвучало у него с совсем выпуклым нашим окающим говорком, приблизительно так: "Понима'шь"), - тогда с колхозниками расплачивались не живыми деньгами, а трудоднями, палочки ставили в учетных тетрадках, кто сколько трудодней наработал, а потом эти палочки подсчитывали и соответственно продукты выдавали. Вот, значит, я как получил осенью один мешок дрянной картошки, за все-то мои труды, так не выдержал и ляпнул. Ведь как мешком картошки всю зиму прокормиться? Правда, - тут он хитро улыбнулся - видно, природа брала в нем свое, - я ещё добавил: "Такой бы гимн Советского Союза получился - сам бы товарищ Сталин обрадовался!" А какая-то сволочь возьми и стукни! А они, значит, из этой фразы стали всякие смыслы вытягивать, чтобы меня под террористическую статью подвести. Это уж потом разобрались, в пятьдесят шестом году, спустя семь лет. А теперь, значит, мне, может, и деньжат перепадет.
- И вы так все семь лет на севере и были? - спросил я.
- Нет, - ответил он. - Первые два года я был здесь. Ведь вокруг нас в те годы существовало целых четыре огромных лагерных зоны, которые достраивали и поддерживали в порядке Волго-Балт.
- До самых Мариинских лагерей, - пробормотал Миша. И какое-то напряжение в нем было - видно, он думал о чем-то своем, о личном.
- Вот именно, - кивнул Севериныч. - Сейчас-то только одна зона и осталась. И даже не зона, а так, недоразумение, если судить по понятиям тех времен. Впрочем, - он насмешливо прищурился, - и от неё одной хлопот хватает, да?
- Хватает, - согласился Миша. - Вот и сейчас двух беглых ловим, нас к этому делу тоже подключили.
- Как же они убёгли? - поинтересовался смотритель.
- Ой, Виссавериныч, - сказал Миша, - давай сначала с нашими делами закончим, немного осталось. А то ты мне совсем мозги заполощешь, я ведь тебя знаю. Значит, сколько мы имеем общего твоего трудового стажа на севере, давай считать...
- Да чего там считать, все ясно, - буркнул смотритель, хотя было видно, что на самом деле ему приятна вся эта история.
А я напрягся в ожидании Мишиного рассказа. Беглые заключенные - это всегда интересно. О нескольких случаев побегов за последние годы мы слышали. Кто сбежал на этот раз?
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
БЕГЛЕЦЫ