Тайна за семью печатями

— Кот тоже в подарок? — в голосе Василия Егоровича, слегка шамкающем, но ещё полном силы, прозвучало неподдельное изумление и даже некоторая опаска.

— Нет-нет, что вы! — заторопился с объяснениями Саша. — Кот мой, он с нами, он наш. Мы все к вам!

— Насовсем? — строго спросил старик, и только очень внимательное ухо (например, Брыся) расслышало в его тоне шутливое лукавство.

Саша растерялся и уступил продолжение разговора маме.

— Мы приехали из города Пушкина по очень деликатному вопросу, — произнесла Лина и протянула розы: — Это вам.

— Ваза на кухне. Тапочки на полу. Дверь захлопните, — отрывисто проговорил Василий Егорович и, повернувшись, шаркающими шагами направился вглубь квартиры.

Николай Павлович выразительно приподнял брови и сказал шёпотом:

— Суровый дядя.

Кухня была чистенькая, но крошечная, что резко контрастировало с длинным просторным коридором. Большую её часть занимал холодильник. Маленький квадратный столик у окна (к счастью открытого настежь, что добавляло комнате немного объёма), табуретка, газовая плита с колонкой, белый в синий цветочек кухонный шкаф, такой же весёлой расцветки навесная полка над ним и белая чугунная раковина в углу — вот и всё, что поместилось на шести (вряд ли больше) квадратных метрах.

Старик молча указал на стеклянную вазу, стоявшую на навесной полке, так что Николаю Павловичу понадобилась табуретка, чтобы её достать. Так же молча наполнил водой чайник и зажёг конфорку.

— Деликатный вопрос будем обсуждать в зале, — сказал он оробевшим от не слишком приветливого тона гостям и снова зашаркал по коридору.

Сначала Саша подумал, что «залом» хозяин квартиры называет то, что они у себя именуют «гостиной», однако ошибся. Это действительно был зал. Огромный, с лепниной по потолку и тремя высокими окнами. Сверху свисала запылившаяся хрустальная люстра, что было не мудрено, с учётом того, как сложно было до неё добраться — тут обычной стремянки не хватит. Мебель тоже была старинная, тяжёлая, дубовая. В сочетании с вытертым бордовым ковром на полу обстановка очень подходила этой комнате — от каждого предмета веяло надёжностью и тайными знаниями, которыми бы они поделились, если бы умели говорить.

— Чашки и блюдца, — Василий Егорович указал на сервант, и Лина с благоговением открыла резную створку.

Хозяин достал из нижней части серванта льняную желтоватую скатерть и протянул Саше:

— Стели на стол, сынок.

«Сынок», произнесённое уже гораздо мягче, чем все предыдущие слова и фразы, подействовало на гостей ободряюще.

На кухне засвистел чайник, и Василий Егорович отправил за ним Сашиного папу, крикнув в удаляющуюся спину:

— В холодильнике сметана для кота.

Проголодавшийся Брысь тут же приступил к угощению, пока остальные усаживались за большой круглый стол, на котором уже красовалась ваза с розами и торт на фарфоровой тарелке.

— Сынок, принеси-ка мне кружку из кухни, около раковины стоит, — снова обратился Василий Егорович к Саше.

Кружка была эмалированная и такая старая, что пожелтевшая эмаль во многих местах отколупнулась.

— Из неё чай вкусней, — пояснил хозяин, неторопливо прихлёбывая и поглядывая на гостей всё-так же поверх очков. Преклонный возраст высветлил глаза до блёкло-голубого цвета, но взгляд оставил молодым и цепким.

Заметив, как Саша, быстро допив чай и разделавшись со своим куском бисквита, ёрзает на стуле, Василий Егорович наконец спросил:

— Так что у вас ко мне за дело?

Николай Павлович посмотрел на сынишку, и тот метнулся в прихожую, где оставил свой рюкзачок, в котором лежала книга с фотографией. Брысь вскочил на колени к маме Лине и впился глазами в лицо старика.

Подвинув очки ближе к переносице, Василий Егорович коротко взглянул на снимок и закрыл книгу. Затем вернул очки на кончик носа и снова обвёл гостей блёкло-голубыми, слегка увлажнившимися глазами.

— Хорошие были собаки. Умные и отважные. Весь отряд горевал, когда они погибли…

Глава 35. Рассказ бывшего партизана

— Мы звали их Красавица и Мухтар. Неразлучная была парочка, — продолжал Василий Егорович, словно и не заметив, как вздрогнули его гости (включая кота), когда он сказал про гибель собак.

Саше и Лине на глаза навернулись слёзы, Николай Павлович нахмурился, стараясь не расклеиваться при сынишке. Конечно, они с женой готовили себя и старались подготовить Сашу к тому, что их любимый питомец может и не вернуться из проклятого военного прошлого, как и последовавшая за ним Альма. И всё-таки… Всё-таки каждый из них лелеял в душе надежду, что их весёлый, простодушный гигант, обожающий свою красную утку из латекса и не оставивший в нетронутом состоянии ни одного предмета мебели в квартире, снова будет радостно встречать их в тесной прихожей, подпрыгивая чуть не до потолка и облизывая им лица и руки. И будет складывать уши треугольником, принимая виноватый вид, даже когда вина за что-нибудь разбитое или сломанное целиком и полностью лежала на котах.

Сейчас эта надежда отмирала по кусочкам, то вселяя на миг веру в то, что вовсе не о Мартине и Альме ведёт речь старый партизан, то безжалостно отнимая её…