Слуги закончили установку декораций, опустили занавес и покинули сцену. Появились актёры. Тихо переговариваясь, они встали по обеим сторонам кулис. Кирик вжался в стену, стараясь стать маленьким и незаметным. Впрочем, актёрам было не до него. Пропели трубы, занавес взмыл к потолку, и спектакль начался. Кирик осторожно выглянул из-за кулисы и остолбенел: огромный зал был до отказа забит зрителями. В центральной ложе восседал барон Калисста, грузный седовласый мужчина в бело-золотом чепергайлском камзоле. Рядом с ним сидела немолодая темноволосая женщина в роскошном золотом наряде, две девушки в нежно-розовых шёлковых платьях и мальчик лет десяти в таком же, как у отца, бело-золотом камзоле. В соседних ложах, блестя украшениями и радуя глаз изысканностью нарядов, расположилась чепергайлская знать: никто из аристократов не упустил возможности посмотреть спектакль с участием Теодора Великолепного. Да и партер был забит до отказа. Здесь были не только актёры. Казалось, весь Чепергайл втиснулся в театральный зал барона Калиссты.
Кирик перевёл глаза на сцену. У стен Берны царила идиллия: король Аверий, королева Марьяна и принцесса Кармина, соответственно Андрей, Анна и Фелицата, пели о чудесной жизни в родном краю. Им вторили остальные актёры, изображавшие счастливых бернийских подданных. Кирик слукавил, сказав Андрею, что был в театре тысячу раз. На самом деле, его знакомство со сценой ограничивалось рыночными балаганами и дешёвыми ярмарочными представлениями, да и то, во время спектаклей он больше смотрел не на сцену, а на зрителей, выбирая очередную жертву. Он любил работать в толпе, увлечённой кривляньями комедиантов. А уж в настоящем театре Кирик не был никогда. Юноша, затаив дыхание, следил за чудесным действом и был горд тем, что он, единственный из зрителей, смотрит спектакль прямо со сцены.
Тем временем в весёлой музыке появились тревожные нотки. "Бернийские подданные" покинули сцену, а Андрей, Анна и Фелицата поднялись на крепостную стену. Под барабанную дробь и звон литавр на сцену выскочили "жаулеты" и закружились в боевом акробатическом танце. Они размахивали саблями и булавами, запрыгивали друг другу на плечи и кувыркались в воздухе, оглашая зал воинственными криками. Король-Андрей взмахнул смычком, и с крепостной стены полилась молитвенная песня: королева-Анна и принцесса-Фелицата просили богов защитить родную Берну от нашествия беспощадного врага. У Кирика сжалось сердце. Он с неподдельной ненавистью смотрел на "жаулетов" и, вместе со зрителями, разразился ликующими криками, когда у стен крепости появился князь Даниэль. А когда Дан запел, у Кирика отвисла челюсть. Сильный проникновенный голос учителя нерушимым бастионом окружил юношу, на него снизошло уверенное спокойствие, которого он никогда не испытывал рядом с Даниэлем. Кир вдруг почувствовал, что и с ним, и с Берной всё будет хорошо. Он с головой погрузился в пение князя, на его губах заиграла счастливая улыбка. И он был не одинок в своей радости. Лица актёров и зрителей просветлели, они с благоговением слушали песнь надежды, а когда голос певца смолк, наступила почтительная тишина. Даниэль с царственным видом застыл на краю сцены. Раздался одинокий хлопок, и зал взорвался бешеными овациями.
Внук корифея упивался рукоплесканиями и криками толпы. Он намеренно выдержал длинную паузу, а потом шагнул к "жаулетам" и поднял руку. Шум мгновенно стих, и зрители замерли в предвкушении следующего акта, глядя на Теодора Великолепного, как на сошедшее с небес божество. И в эту минуту Даниэль действительно был богом. Он овладел залом и мог делать с ним всё, что угодно. Если б сейчас Даниэль отдал приказ, зрители, как один, бросились бы в бой с реальными жаулетами и, скорее всего, выиграли бы его - столь велика была их вера в своего кумира. За это Даниэль и обожал сцену. Здесь он был героем, затмевая и тинуских королей, и великую Плеяду. И не важно, кого он играл: князя или простолюдина, полководца или плюгавого старика - он всегда властвовал над толпой…
Жаулеты были повержены, и под радостную песнь "бернийцев", князь Даниэль и принцесса Кармина слились в долгом поцелуе. Зрители рукоплескали, а барон Калисста покинул ложу и поднялся на сцену. Толпа ахнула: до сих пор ни один тинуский актёр не удостаивался такой чести.
Даниэль приподнял шляпу, приветствуя правителя Чепергайла, и на лице Калиссты мелькнуло недоумение: актёр приветствовал его, как равного. Но, решив, что Теодор Великолепный всё ещё находится в образе князя, барон простил ему эту маленькую оплошность. Калисста поднял руку, призывая публику к тишине, и провозгласил:
- Отныне и до конца дней своих, Теодор Великолепный объявляется почётным гражданином Чепергайла! Так же я дарую труппе Андрея тысячу золотых монет и в полном составе приглашаю её на ужин!