Но ехать никуда и не пришлось. Солдаты на вокзале теперь проявили интерес к моей особе. Они потребовали предъявить документы, а потом один сказал другому:
– Это она, точно!
И они потащили меня в какое-то помещение, где за столом сидел офицер. Он стал допрашивать меня, занося ответы на бумагу.
Он спросил, с какой целью я приехала в Фуло. Я объяснила, что приехала к родителям. Он спросил их имена и занёс в протокол.
– Нашли родителей? – спросил он.
– Нет, – ответила я.
– Почему?
– Мне сказали, что они погибли.
– При каких обстоятельствах?
Я молчала. Офицер углубился в изучение каких-то документов.
– Ваша мать была еврейкой, – утверждающе произнёс он.
Я была вынуждена подтвердить.
– Значит, ты тоже еврейка, – (он перешёл на «ты»).
– Наполовину, – ответила я, но офицера это уточнение не заинтересовало.
– Евреи обязаны жить в отведенных для этого местах и носить опознавательные знаки.
Он дал знак солдату, и тот поставил на стол мой чемодан. Офицер лениво порылся в моих вещах, а потом вытащил свёрток с документами. Особенно его заинтересовало извещение о гибели моего мужа.
– Ты, оказывается, не только еврейка, но и жена человека, воевавшего против войск Рейха! Увести! Чемодан будет возвращен тебе позже.
Меня перевели в другую комнату, где какая-то женщина обыскала меня. Она вытащила мой альбомчик, пролистала его, несколько секунд подумала, а потом вернула мне со словами:
– Дамские стишки! Ладно, можешь оставить себе!
Меня бросили в какой-то тёмный и грязный товарный вагон, и дверь за мной с лязгом захлопнулась.
Когда мои глаза привыкли к темноте, я увидела что в вагоне вместе со мной находится ещё несколько человек. Здесь были и дети, и подростки, и старики, и люди средних лет. Мужчины и женщины. Судя по одежде, они принадлежали самым разным слоям населения. Но их объединяло одно – всё они были евреями. Вагон постоял на месте ещё несколько часов. За это время к нам подсадили ещё двух человек. Потом мы почувствовали, что вагон содрогнулся и лязгнул – его прицепили к составу, и вскоре застучали колёса – мы поняли, что едем, только никто не знал, куда.
Сначала все молчали, потом стали обсуждать наше положение, и чего следует ожидать. Одни предполагали, что пока не происходит ничего страшного, другие были уверены, что нас везут на смерть. Я, вспоминая судьбу родителей, скорее была согласна со вторыми. Через несколько часов движение прекратилось. Судя по звукам, мы стояли на каком-то запасном пути. В щель удалось разглядеть, что на улице ночь. Одному юноше не сиделось на месте. Он ходил по вагону и ощупывал стенки и пол. Наконец, он объявил, что одна доска держится плохо, и её можно выломать. Несколько мужчин вызвались ему помочь, и через какое-то время в стенке вагона зияла небольшая дыра, куда вполне можно было протиснуться. Часть людей покинула вагон. Они выпрыгивали один за другим и растворялись в темноте (решили бежать поодиночке, так было больше шансов спастись). Некоторые не отважились на бегство и остались в вагоне, положившись на судьбу.
Я спрыгнула на землю и побежала, не разбирая дороги. Я слышала паровозные гудки, лязг составов, лай собак и немецкую речь. В темноте спотыкалась о шпалы и рельсы. Наконец, я попала на какое-то поле, все звуки стихли вдалеке. На моё счастье, когда стало светать, я набрела на разрушенный дом, и спряталась в нём. Я давно не спала, поэтому ненадолго задремала, а проснувшись, стала рассуждать о том, куда же мне теперь идти. И вот тогда я вспомнила о Медиленде, и о моей тётушке Рахили. Но где он, этот Медиленд? Географию я знала очень смутно. Ехать на поезде я не могла: у меня не было ни документов, ни денег. И я решила идти пешком.
Не могу передать вам, господа, как тяжело мне дался этот путь! Я шла ночами, тайком. И я непременно пропала бы, но везде находились добрые люди, которые давали мне кусок хлеба и показывали путь. Мне удалось пересечь две границы. Несколько месяцев прошло, прежде чем я ступила на землю Медиленда. Здесь не было фашистов, здесь не преследовали евреев. Но у меня не было ни крыши над головой, ни работы, ни одного знакомого. Надо было найти тётю. Но как? Я не помнила ни адреса, ни её фамилии по мужу, ни имён дяди и кузенов. Как я ругала себя за то, что в своё время не проявляла никакого интереса к своей родне!