Поль и Полина не раз занимались этим увлекательным делом, а вот для жителей горы процесс фотопечати оказался настоящим откровением. Поль давал им подробные разъяснения, и скоро они взяли на себя все вспомогательные процессы. Их не утомляла рутина, и они с энтузиазмом промывали и фиксировали снимки, а также прикатывали их валиком к глянцевателю для просушки.
И вот, довольные и счастливые фотолюбители показались из дверей фотолаборатории с целыми охапками снимков в руках.
Фотографии были разложены на столах для окончательной просушки, и все столпились вокруг, желая побыстрее увидеть, что получилось. Были и вопросы, и смех, и восторг. Море, дельфины, чайки, «Альбатрос», скользящий по волнам, Поль за штурвалом, члены команды во главе с капитаном Монти, необитаемый остров, песочный замок, Поль и Полина в цветочных венках у источника, бунгало на высоких столбиках, Полина, кричащая и машущая руками на берегу… На этих фотографиях запечатлелись мгновения, пойманные и остановленные на листках фотобумаги.
Разглядывая портрет Гедеона Монти, Поль вдруг хлопнул себя по лбу:
– Как же я забыл! И ты, Полина не напомнила! Папа, скажи, тебе что-нибудь говорит такое имя: Джозеф Монтэ?
– Джим, – утвердительно произнёс Рольф Вундерстайн.
– Джим? – удивился Поль
– Ну да, Джим. Я учился с этим мальчиком. Он имел обыкновение подписывать свои тетради и книги инициалами Джи и Эм. Так и пошло – Джим. А откуда вы про него знаете? Я тебе, Поль, по-моему, ничего про него не рассказывал.
И Поль поведал о том, что они узнали от капитана Монти.
– Как же, всё-таки тесен мир! – сказал граф. – Никогда не думал, что услышу когда-нибудь это имя. А ты сказал капитану, что я тоже в те же годы учился в лицее и жил в пансионе?
– Нет. Мы же там были под фамилией Морган. И потом, я не знал, захочешь ли ты, чтобы посторонние знали подробности твоего детства.
– Да, ты прав. И всё же я был бы не прочь повидаться с Джозефом, да-да, теперь Джузеппе. Вспомнили бы наши лицейские годы. Разумеется, если он будет не против. Джим был одним из пяти пансионеров в нашем лицее. Говорил он с акцентом. На вопросы отвечал кратко и неохотно, поэтому и не нравился некоторым ученикам. Но, поскольку я и сам не был склонен к откровенностям, меня такая неразговорчивость Джима не обижала. Я считал, да и сейчас считаю, что каждый человек имеет право на свой, так сказать, душевный суверенитет. Некрасиво лезть в душу человека, когда он туда тебя не приглашает. Сближало нас с Джозефом ещё и то, что нас по воскресеньям всегда забирали почти в одно и то же время: меня – бабушка Генри, а его – женщина, о которой он говорил всем, что это его тётя. Но как-то раз, поспешая в приёмную, где меня ждала бабушка Генри, я случайно услышал, как Джим назвал эту . женщину мамой. Они уже уходили, поэтому и не заметили меня. А я никому, в том числе Джиму, об этом не рассказал. Язык, на котором они общались, был мне почти незнаком, но по некоторым признакам я предположил, что это мог быть итальянский. Эта женщина всегда была под густой вуалью, так что разглядеть её лицо было невозможно. И всегда она приходила с маленькой девочкой, которая очень радовалась, когда видела Джима. Особенно сблизились мы с Джозефом (насколько это было возможно для двух замкнутых натур) летом после первого года обучения. Мы тогда в пансионе остались только вдвоём. Остальных пансионеров забрали домой родные. Возможно, мы сдружились бы ещё ближе, но в середине второго года Джим неожиданно исчез. Его, как обычно, взяла на воскресенье мама (которую все считали тётей). Но в лицей он больше не возвратился. Мы недоумевали и расспрашивали учителей. Наконец, директор пояснил нам, что лицеист Джозеф Монтэ по желанию родственников будет продолжать обучение в другом месте. Мы какое-то время обсуждали эту новость, но постепенно все забыли про Джима. И вот сейчас, спустя столько лет, я наконец-то, узнал его историю. Да, интересно было бы повидать Джима. Когда будете писать капитану Монти, откройте своё инкогнито, а также попросите его поговорить с отцом: как он относится к встрече со своим бывшим одноклассником Рольфом Вундерстайном? Сообщите ему, что в наших планах посетить Вальбург в конце августа.
146. День рождения
И вот наступил этот день, день рождения графа Рольфа Вундерстайна. Разные дни рождения бывали в его жизни: радостные и счастливые в детстве, а после – грустные, про наступление которых не вспоминали ни окружающие, ни он сам, потом снова хорошие, наполненные сердечным теплом двух пожилых женщин. Затем было довольно много таких дней рождения, когда его поздравляли только слуги, да некоторые знакомые, наконец, дни рождения на протяжении двух последних десятилетий были озарены светом семейного счастья. В прошлом году он сам попросил всех не выделять этот день из череды других, обычных дней – то был траур его души по ушедшей Глории. И вот минул ещё один год, и вокруг него в этот день много новых родственников и друзей, которые за этот год стали ему дороги, и которым стал дорог он.