В ту минуту мы вместе с Артуром Рансом находились в вестибюле и обсуждали, виновен или нет папаша Матье (беседовали только мы двое, а Рультабийль мыслями, видимо, был далеко и никакого участия в нашем разговоре не принимал). Следователь и письмоводитель расположились в маленькой Зеленой гостиной, в которой нас принимал Робер Дарзак, когда мы впервые попали в Гландье. Туда только что зашел вызванный следователем папаша Жак, а господин Дарзак находился наверху, в спальне мадемуазель Стейнджерсон вместе с ее отцом и врачами. Итак, Фредерик Ларсан и служащий железной дороги вошли в вестибюль. Мы с Рультабийлем сразу же узнали этого мужчину с белокурой бородкой.
– Ба, да это служащий из Эпине-сюр-Орж! – воскликнул я и взглянул на Ларсана.
Тот с улыбкой ответил:
– Верно, вы правы, это он.
После этого Фред приказал дежурившему у дверей жандарму доложить о нем следователю. Папаша Жак сразу же вышел, и Ларсан со спутником проследовали в гостиную. Прошло, быть может, минут десять. Рультабийль выказывал признаки сильного нетерпения. Наконец дверь отворилась; жандарм, которого позвал следователь, вошел в гостиную, потом вышел, поднялся по лестнице и вскоре спустился. Еще раз отворив дверь и не закрывая ее, он обратился к следователю:
– Господин следователь, господин Дарзак сойти вниз не желает.
– Как это не желает? – удивился господин де Марке.
– Так, не желает. Говорит, не может оставить мадемуазель Стейнджерсон в ее состоянии.
– Ладно, – решил господин де Марке, – раз он к нам не идет, пойдем к нему мы.
Господин де Марке и жандарм начали подниматься по лестнице; следователь сделал знак Фредерику Ларсану и железнодорожнику идти за ним. Замыкали процессию мы с Рультабийлем.
В таком же порядке мы вошли в коридор, к дверям мадемуазель Стейнджерсон. Господин де Марке постучался, и появилась горничная. Это была Сильвия; ее спутанные белокурые волосы спадали на озабоченное лицо.
– Господин Стейнджерсон здесь? – спросил следователь.
– Да, сударь.
– Доложите, что я желаю с ним говорить.
Сильвия удалилась за господином Стейнджерсоном.
Ученый вышел к нам. Он плакал, на него больно было смотреть.
– Чего еще вы от меня хотите? – спросил он у следователя. – Неужели в такой момент вы не можете оставить меня в покое?
– Сударь, – ответил следователь, – мне необходимо тотчас же поговорить с господином Дарзаком. Не могли бы вы убедить его выйти из спальни мадемуазель Стейнджерсон? В противном случае я буду вынужден войти в нее со своими людьми.
Профессор молча окинул взглядом следователя, жандарма и остальных, словно жертва – своих палачей, и вернулся в спальню.
Почти тут же из нее вышел Робер Дарзак. Он выглядел очень бледным и осунувшимся; когда же позади Ларсана бедняга увидел железнодорожника, лицо его исказилось, взгляд помрачнел, а из груди вырвался глухой стон.
Мы все заметили трагическую мимику его искаженного болью лица. У всех вырвались сочувственные возгласы. Мы ощущали, что происходит нечто, сулящее Дарзаку гибель. Лишь у Фредерика Ларсана лицо сияло, выражая радость гончей, схватившей свою добычу.
Указывая Дарзаку на молодого служащего железной дороги, господин де Марке спросил:
– Вы узнаете этого господина?
– Узнаю, – ответил Робер Дарзак, тщетно пытаясь придать голосу твердость. – Это служащий Орлеанской железной дороги со станции Эпине-сюр-Орж.
– Этот молодой человек утверждает, – продолжал господин де Марке, – что видел, как вы выходили из поезда в Эпине…
– Вчера вечером, – закончил господин Дарзак, – в половине одиннадцатого. Все верно.
Воцарилось молчание.
– Господин Дарзак… – снова заговорил следователь тоном, выдававшим сильное волнение. – Господин Дарзак, что вы делали этой ночью в Эпине-сюр-Орж, в нескольких километрах от места, где было совершено покушение на мадемуазель Стейнджерсон?
Робер Дарзак молчал. Головы он не опустил, но глаза закрыл – то ли желая облегчить свою боль, то ли из опасения, как бы по ним не прочли что-нибудь, что он хотел бы скрыть.
– Господин Дарзак, – настаивал господин де Марке, – вы можете рассказать, что вы делали этой ночью?
Дарзак открыл глаза. Казалось, он вновь обрел самообладание.
– Нет, сударь.
– Подумайте, сударь. Если вы будете продолжать запираться, я окажусь перед необходимостью вас задержать.
– Говорить я отказываюсь.
– Господин Дарзак, именем закона вы арестованы.
Не успел следователь произнести эти слова, как Рультабийль сделал резкое движение в сторону Дарзака. Юный репортер явно хотел что-то сказать, но тот приложил палец к губам. К тому же к арестованному уже подошел жандарм. И в этот миг раздался отчаянный крик:
– Робер! Робер!
Мы узнали голос мадемуазель Стейнджерсон; ее жалобный крик заставил содрогнуться каждого из нас. Даже Ларсан побледнел. А Робер Дарзак уже спешил на призыв…