Тайна желтой комнаты. Заколдованное кресло

– Что бы там ни говорили, а он действительно храбрец!

Другой голос ответил:

– Я слышал, он три раза обошел вокруг света! Но все же, честно признаться, не хотел бы я оказаться на его месте! Только бы не опоздать!

Г-н Лалуэт обернулся. Два старичка проследовали мимо него в сторону Академии, ускоряя шаг.

«Однако! – подумал г-н Лалуэт. – Неужто и старики вдруг так же очумели, как и те молодчики? – (Самому г-ну Лалуэту было около сорока пяти лет – возраст не молодой и не старый). – Эти двое, похоже, бегут на то же злополучное свидание, что и давешние студенты».

Рассуждая так, он приблизился к повороту на улицу Мазарини и, вероятно, двинулся бы по этому извилистому пути, но тут четверо солидных господ, в которых по долгополым сюртукам, цилиндрам и сафьяновым портфелям под мышкой за версту можно было распознать профессоров, внезапно выскочили перед ним, громко крича и размахивая руками.

– Все равно вы не заставите меня поверить, что он не написал завещание!

– Если он этого не сделал, то зря!

– Говорят, он не раз смотрел смерти в лицо!

– А когда друзья пришли его разубеждать, выставил их за дверь!

– Но, может, он все-таки одумается в последний момент?

– Вы что, считаете его трусом?

– Смотрите! Вон он! Вон он!

И четыре профессора припустили бегом через улицу, потом свернули на набережную, направо, к мосту Искусств.

Г-н Гаспар Лалуэт более не колебался. Он напрочь забыл о старом хламе в витринах. Теперь им двигало одно лишь любопытство – поскорее выяснить, что за человек собирался рискнуть жизнью при обстоятельствах и по причинам ему, Гаспару Лалуэту, еще неведомым, но которые он уже готов был счесть чрезвычайно героическими.

Он устремился напрямик под арки Академии, пытаясь догнать профессоров, и вскоре очутился на маленькой площади, украшенной одним-единственным монументальным зданием, покрытым сверху чем-то вроде колпачка, который все называли попросту «куполом». Сейчас площадь кишмя кишела народом. Теснились экипажи, кричали, переругиваясь, кучера и разносчики. Под аркой, ведущей в первый двор Академии, шумная толпа окружала какого-то человека, который, казалось, с трудом вырывался из ее восторженных объятий. Четверо профессоров были уже там и вместе со всеми воодушевленно вопили:

– Браво!

Г-н Гаспар Лалуэт со шляпой в руке протолкался к одному из этих господ и весьма застенчиво спросил, не соблаговолит ли тот объяснить ему, что тут, собственно, происходит?

– Э? Да вы что, сами не видите? Это же капитан первого ранга Максим д’Ольнэ!

– Он собирается драться на дуэли? – осведомился г-н Лалуэт с самой подобострастной почтительностью.

– Да нет же! С какой стати? Он сейчас будет произносить речь по поводу своего избрания во Французскую Академию! – крайне раздраженно ответил профессор.

Тут по толпе прокатилась волна – и г-на Лалуэта отрезало от профессоров. Выяснилось, что друзья Максима д’Ольнэ, проводив его до самых дверей, пытаются теперь напористо, но безуспешно прорваться в зал публичных заседаний. Образовался затор, поскольку входные билеты при такой давке потеряли всякое значение. В убытке оказались даже самые предусмотрительные, заранее нанявшие кого-нибудь, чтобы им «держали» места. Нанятые, придя ради других, остались ради самих себя, пригвожденные к чужому месту любопытством, которое сумело превозмочь даже собственную выгоду. Меж тем к г-ну Лалуэту, загнанному толпой в когтистые лапы смирного каменного льва, охраняющего врата Бессмертия, обратил свою речь некий перекупщик. Он сказал:

– Сударь, ежели хотите войти, то с вас двадцать франков.

Г-н Гаспар Лалуэт, хоть и будучи всего лишь торговцем картинами и старой рухлядью, питал глубочайшее почтение к изящной словесности. Он и сам был не чужд литературных трудов. Он даже опубликовал в свое время парочку своих работ, ставших гордостью всей его жизни. Одна была посвящена изучению подписей знаменитых художников и способам установления подлинности их полотен, другая – искусству обрамления картин. Вследствие этого он был официально уведомлен, что Французская Академия «отмечает» его заслуги. Но в самой Академии он никогда не был и, тем более, никогда и помыслить не мог, что публичное заседание этой самой Академии превратится в свалку, которую он наблюдал вот уже больше четверти часа. Равным образом в его голове не укладывалось, почему для приема в Академию желательно быть вдовцом, не иметь детей и заранее составить завещание? Короче, он отдал свои двадцать франков и, получив по пути тысячу тумаков, добрался до некоего возвышения, битком набитого людьми, пристально глядящими в зал.

И тут под своды ступил Максим д’Ольнэ.

Он шел чуть бледный, прикрытый с боков своими восприемниками – графом де Брэ и профессором Палезо, еще более бледными, чем он сам.