А сегодня закончился срок посольства Алефи, и Руйя с женихом отправлялась в его родную Финикию. Маро очень расстраивался, что дочь уезжает – в последнее время она стала хорошей помощницей ему на дворцовых советах, особенно если учесть, что он остался без своего первого вельможи, достойной замены которому пока не нашлось.
– Пока у меня не родится сын, ты наследница, – напомнил он ей незадолго до отъезда. – А его, может, у меня и не будет – я всё подозреваю, наверное, после того, как я десять лет назад болел язвой, никак не могу я зачать сына.
– Одно с другим не связано, светлейший царь, – успокоил его Алефи. – У нас с отцом есть близ Дамаска один старый друг, он вообще проказой переболел, ну и что? У него с тех пор семеро мальчиков родились.
– И всё же, – настаивал Маро, – нет ничего хуже, чем пустующий трон рода Быка. Если после меня останутся одни дочери…
– Я думаю, что дядя, – Алефи был племянником правителя Гебала, – будет вовсе не против, если я сделаюсь супругом царицы Кносса.
– Надеюсь, он будет не очень разочарован, если этого всё-таки не произойдёт? – улыбнулась Руйя.
– Конечно, нет. Дядя мой тридцать лет на троне, у него всегда десяток идей в запасе есть. Сейчас он рассчитывает передать мне Берот – город, казалось бы, от Гебала не так и далеко, но он портовый, разрастается как плесень зимой, и дяде следить за ним на расстоянии тяжело. Так что, Руйя, править тебе или лабиринтом, или кораблями, – рассмеялся Алефи.
С тех пор Маро более или менее примирился с отплытием Руйи и лишь жалел, что не увидит свадебных торжеств. Но теперь у него не было никого, кого бы он со спокойной душой оставил наместником в Кноссе надолго, поэтому отплывать дальше какой-нибудь Керасии он не мог.
Погода для дня отплытия выдалась прекрасная – солнце сияло, а несущий с гор ароматы чабреца ветер надувал паруса. Руйя не отводила взгляда от раскинувшейся перед нею Мальи – улочек, лавок, местного дворца из жёлтого камня… Неизвестно, увидит ли она знакомую гавань вновь.
В собравшейся толпе на берегу она заметила Лоссо. Юноша по-прежнему вёл свою торговлю панцирями и наведывался в Кносс в дни Игр; правда, очень изменилось его отношение к царю – даже говорил о нём Лоссо с невероятным почтением. После того, как он узнал, что его подозрения оказались ложными, он ужасно испугался, что его ждёт какая-нибудь кара за оскорбление сына Быка, так что не было с тех пор, наверное, на всём Крите более преданного царского подданного.
Обнявшись с отцом и Келлой, Руйя перешла к Улато.
– Держись, – сказала она, – ты теперь у отца последним доверенным лицом остаёшься.
– Я буду помогать ему, сколько хватит сил, светлейшая царевна, – поклонился тот. Улато, услышавший тот же рассказ об убийстве Аэссы, что и большинство жителей Кносса, пережил случившееся сравнительно легко – он считал, что раз у Кано в голове началась болезнь, сам Кано в этом не сильно виноват.
– И не забудь мастерить игрушечных воинов маленькому царевичу, – заговорщицки шепнула она. – Я понимаю, ты уже давно не десятник и плотно занят, но отыщи для этого хоть чуточку времени. Без деревянных лошадок и глиняной пехоты расти просто не полагается!
– Непременно, царевна, – подтвердил Улато.
Жаль было, что мало кто из Кносса мог позволить себе проводить Алефи и Руйю до самого моря – небогатым горожанам пришлось довольствоваться прощальным праздником, который Руйя устроила в столице два дня назад. Лисса, которой Руйя некогда отсыпала столько драгоценных украшений, подарила ей два ящика зелёных фруктов и ягод – про запас на дорогу.
Тодо и Китта, до сих пор жившие в своём шалашике, на праздник, конечно, не явились, но их уже навестила сама Руйя. И раньше-то не слишком жизнерадостные, теперь они напоминали тени – хотя их поддерживали и Руйя, и жалевшая их, пусть и не знавшая всей правды, Келла, волю к жизни гончар и его жена почти полностью утратили. Будь они хоть немного помоложе, Руйя бы нашла какого-нибудь бедняцкого сироту и отдала им на воспитание, а так она и не знала, как бы им ещё помочь, надеясь только на то, что приветливая и добродушная Келла будет их как-то подбадривать.
– Пора уже подниматься на корабль, – мягко взял её под руку Алефи. – Руйя, пойдём?
Руйя в последний раз улыбнулась отцу, Келле, Улато, помахала взорвавшейся радостными криками толпе…
– Пойдём, – кивнула она.
От палубы корабля сладко пахло смолой. У Руйи забилось от радостного возбуждения сердце, когда она поглядела на раскинувшийся перед ними сияющий лазурный простор. Она бывала на разных соседних островах, но дальних путешествий не совершала никогда.