Тайна Зинаиды Серебряковой

Аня, не говоря ни слова, метнулась в детскую, бросив обожающий взгляд на спящую Лидочку, открыла чемодан, на дне которого под бельем был припрятан заветный сверточек, вылетела вон:

— Возьми. И уходи, уходи скорее!

— Ухожу, ухожу! — покладисто кивнула Ирина, пряча деньги на грудь — куда же еще! — Но что ж мне, люди добрые, так девочку и нести в одной пеленке? Дайте хоть одеялко.

Господи, это никогда не кончится! Но делать нечего — Соньку запеленали в ярко-розовое одеялко, даже с кружевным уголком, и еще пеленку Аня дала на дорогу, два подгузника, распашонку, клееночку не пожалели. И все! И довольно!

Ирка удовлетворенно кивнула:

— Хорошо. Ну, я пошла. Как огляжусь у бабки, напишу вам адрес, куда деньги слать, телефон напишу. Вдруг да захотите на Лидочкину сестричку поглядеть!

«Никогда в жизни!» — чуть не крикнула Аня, но каким-то чудом сдержала себя. Ее колотило так, что изо рта вышла бы неразборчивая сумятица, а не слова.

Ирка пошла к двери. Аня выскочила на балкон.

Вот из подъезда появилась Ирина. Перехватила поудобнее тяжелый атласный сверток, медленно пошла со двора.

Аня свесилась с перил. Боже мой, что она натворила! Что натворила?! Зачем отдала Сонечку?

Был такой миг… словно сердце разорвалось. Аня согнулась — и села на холодный, бетонный пол балкона, уткнувшись лицом в колени.

«Не плачь! Не плачь! Все правильно! Сонька нам не нужна, мне и правда с двумя не справиться. Я с самого начала не хотела Соньку, — твердила она мысленно, глуша слезы, изо всех сил пробуждая и лелея к себе ненависть к безвинной крохе, которую оторвали от нее, унесли, навеки отняли. — Так лучше. Так во сто раз лучше! Сонька — это истинная Иркина дочь. Она унаследует все ее дурные качества. Уже унаследовала! А Лидочка — она другая. Она моя. Я глаз с нее не спущу. И вытравлю в ней всякое сходство с Ириной. Каленым железом выжгу. Я сделаю из нее свою дочь! Она будет только моя! Только моя! Она будет похожа на меня и больше ни на кого!»

Ее муж — все-таки биолог! — мог бы прочесть ей небольшую лекцию о приоритетах врожденных и благоприобретенных свойств в человеческой натуре, однако Тушканчик Дима был последним человеком, у которого Аня сейчас стала бы спрашивать совета.

* * *

— А ну, стой! Убери руки!

Лохматый парень вздрогнул, обернулся — и глаза его стали трогательно, по-детски большими. И он почему-то не только отдернул руки от картины, но и начал поднимать их вверх.

Джейсон проследил за направлением его взгляда — и ощутил, что его собственные глаза тоже лезут на лоб. Денис, потный, всклокоченный, как бы еще более намасленный, чем обычно, сжимал пистолет и медленно водил дулом от лохматого незнакомца к высокому незнакомцу, застывшему рядом с Соней номер два.

Джейсон немного разбирался в оружии и сразу узнал «макаров», на стволе которого был глушитель. Денис держал опасное оружие умело, да и выражение лица не предвещало ничего хорошего:

— Ну! Стать к стене!

Лохматый послушался. Его спутник мешкал, и тогда Денис вцепился в руку второй Сони, рванул к себе, обхватил за горло и приставил дуло к ее виску:

— Считаю до трех.

Незнакомец в синей робе сверкнул на него сузившимся глазами, но повиновался. Тогда Немкин оттолкнул от себя девушку, да так, что она не удержалась на ногах и упала в разлапистое кресло, стоявшее недалеко от кровати. Попыталась вскочить, однако Немкин махнул на нее пистолетом: «Сидеть!» — и вторая Соня повиновалась, затравленно оглядывая комнату.

— Ни суя хебе! — на каком-то неведомом Джейсону диалекте сказал лохматый парень, упершись глазами в первую Соню. — Лида… Лидочка, это ты?! Что ты здесь делаешь, христа ради? Неужели в очередной раз потеряла память?!

В голосе его звучало злое ехидство, и первая Соня так и вспыхнула:

— Заткнись, Леший! Какого черта тебя сюда принесло?!

— Ну как же, золотко? — Леший попытался недоуменно развести поднятыми руками, однако Денис перевел на него дуло, и тот оставил попытку: — Во-первых, Дениска остался должен мне за… сами знаете, за что. А во-вторых, ты просила встретить тебя с московского поезда? Я встретил. Ты просила тебе помочь? Я и помогаю. Правда, не тебе, а твоей сестре, но какая, в сущности, разница? Вас ведь не отличишь, близняшек.

Матушка Пресвятая Богородица! Глаза Джейсона уже устали недоуменно вытаращиваться. Близнецы!

Вот почему Денис и его сообщница были так удивлены, когда он назвал ее Соней Богдановой. Ту, которая в сером костюме, зовут Лидой. А которая в красном сарафане — это Соня.

Та самая, настоящая Соня Богданова…

И Джейсону вдруг захотелось повторить вслед за лохматым Лешим — с теми же интонациями умиления и восторга: «Так вот ты какой, цветочек аленький!»

Но вместо этого он высказал то, что было на сердце:

— Я так счастлив, что вы живы, Соня!

— В чем дело? — насторожился Денис. — Вы знакомы?

— Это мы с вами знакомы, — с ненавистью взглянула на него Соня. — Припоминаете, добренький свидетель моего паршивого алиби? С вами — знакомы. Ну и с сестрицей моей вчера утром я имела большое счастье познакомиться. А этого типа вижу первый раз в жизни.