— А они меня землю заставили есть! Это по-советски, да? Ездить верхом на людях, это тоже по-советски? А синяк под глазом? Я еще покажу им! Сегодня поселок войной на слободских пойдет!
Афонька выкрикивал еще какие-то угрозы, но председатель уже укатил обратно к колхозной конторе. Его воскресное настроение сменилось будним. Померкло желание поехать в степь.
На полдороге он пропустил мимо себя стайку ребят, среди которых узнал Антона. И дальше повел велосипед в руках.
У самой конторы к нему подбежала конторская рассыльная.
— Дядя Гриша, позвоните в район. Там про какую-то войну говорят.
— Про какую войну?
— Не поняла. Телефон не говорит. Заело его. Позвоните сами.
Левадинское кладбище разделяет село на две части. Прикладбищенский пустырь, окаймленный непролазными зарослями барбариса, был неизменным местом поединков поселковых и слободских ребят. Плоский холм с пологими скатами, в которых были вырыты пещеры, мелкая щетина рано выгоревших на суглинке трав и ни одного деревца. До кладбища провожали коров, уходивших на пастбище, у кладбища ждали возвращения стада. Через кладбище ходили в школу и уезжали в дальнюю дорогу, ходили купаться. Здесь пугали по ночам прохожих и решали в открытом бою мальчишеские споры. Об истинном назначении этого места левадинцы вспоминали не чаще одного раза в году.
Утро того воскресного дня ничем не отличалось от других. Так же мирно взошло солнце. Приветствовали его восход взмахами саженных крыльев аисты. Проснулись ночевавшие на лимане утки и гуси, ушло из села сонное стадо под редкие всплески пастушьего кнута.
Необычным в это утро было лишь то, что все левадинские мальчишки проснулись очень рано. Их разбудили матери и бабушки. Еще с вечера домашним был сделан наказ: «Разбудите с восходом солнца, идем с ребятами в луга. Начинают высыхать маленькие озера, а рыбы там — жуть сколько». И матери будили, давали одежонку, какая похуже, готовили завтрак пораньше, снаряжали, сами того не зная, сыновей на войну.
Антону в это утро думалось о разном, но все его мысли возвращались к одному — сегодня война, от исхода которой будет многое зависеть. Если удастся Афоньку и всю его свору поколотить, он потом притихнет и долго будет чухаться, пока снова посмеет выйти на большую дорогу со своими разбойничьими проделками. О том, что будет, если все случится наоборот, Антону и думать не хотелось. Тумаки и шишки легче перенести, чем согласиться с тем, что верх в селе будет держать Рыжий.
Был бы Яшка дома… Он долго не рассуждает: «Вперед и все!» Крикнет по-киргизски что-нибудь такое, и уже одно это наводит на неприятеля страх и ужас. Трудно знать, на что способен человек, выкрикивающий угрозы на непонятном языке.
Ребята знали о том, что Яшка убил ядовитую змею, которая хотела прыгнуть на его киргизского друга.
«Приехал бы Митька вовремя, а с ним и Костя со своими „пиратами“. Тогда бы… И все равно надо готовиться. Впереди такая кутерьма, а развеется она только после схватки. Поиграем — злее будем. А то мы, — размышлял Антон, — добрые очень. Рыжий уже на чапаевцев руку поднял, а мы все думаем, что это баловство пройдет у него. Нет, это не от дури, это у него от бати ведется».
Одного мальчишку Антон послал на крышу ближнего сарая — пусть глядит в оба, что там творится у противника. Двоих засекретил по флангам на всякий случай. Афонька может и в обход пойти, скрываясь за белесыми кустами барбариса.
И вдруг донеслось с крыши сарая:
— Машина едет!
В атаку бросились все без разбора. Стрелки и подносчики, дозорные и медсестра. Машина повернула к кладбищу и помчалась в самую гущу боя на полном ходу. Митька сигналил без устали. Из кабины выглядывал Костя. «А что же не видно его „пиратов“»? Антон крикнул: «Ура-а!» Костя выскочил из кабины, но на помощь не торопился. У него какое-то странное выражение лица, растерянно смотрит на ребят. Антону показалось, что это вовсе не тот Костя. И Митька не тот выглядывал из кабины, положив голову на руки. Смотрел он и никого не видел. И вихор у него поникший, и не было на лице счастливой улыбки. «Разве с Васильком что случилось или с Натулей в больнице», — подумал Антон.
Только Митька уже не смотрел на него.
— Хватит, хлопцы, воевать-то… между собой. Сегодня утром напали на нас германцы. Теперь настоящая война началась.
Костя молчал. Ребята недоверчиво переглядывались. Поверить было трудно, а понять еще труднее. Зачем она, война, сдалась? Настоящая… а?
— Садись, Антон, в кабину, отвезу домой. Такое вот дело.
Ехали по улице не спеша. Костя сказал Антону:
— Немцы наступают по всему, фронту. Города бомбят.
За машиной, сшибая и обгоняя друг друга в облаках пыли бежали мальчишки. На разные голоса слышалось:
— Война! Война!
Встречные махали на них руками:
— С ума посходили что ли?
— Война-а! Война-а! — орали в ответ мальчишки, бежали дальше, разнося по селу недобрую весть.