Тайна золотых актиний

Орест Владимирович, еще больше ссутулясь, смотрел на белый прямоугольник, не решаясь протянуть руку, словно чего-то боялся, боялся — произошла ошибка, которая сейчас раскроется и окажется, что не его навестили эти загоревшие, пропахшие морем ребята.

Руслан приподнялся, развернул бумагу и открыл блестевший, как новенький, портсигар:

— Вот: «Грозному Оресту в день рождения от Ивана. Теплоход „Жан Жорес“. Сорок первый год, ноябрь».

На запавших щеках Ореста Владимировича медленно проступали кирпичные пятна. Он смотрел на портсигар и, казалось, не видел его, прислушиваясь к чему-то внутри себя.

— Да, да, со мной… Это было со мной, — пробормотал он, неуверенно протягивая руку.

Вдруг из глаз его неудержимо полились слезы.

— Припоминаю… Да, я припоминаю! — Он потер руками лоб, виски. — Я должен вспомнить… — Бережно взял портсигар, открыл.

Лицо его стало неузнаваемым: побелевшие, плотно стиснутые губы, сведенные брови, напряженно вглядывающиеся в надпись на внутренней стороне портсигара. И вдруг разомкнулись губы и едва различимо, глухо зашептал:

— Припоминаю… припоминаю! Ванюша, братишка… Мой малыш. Орест Владимирович прижал портсигар к губам, прикрыл глаза…

— Пойдем, поставим чай, — тихо сказал Валентин, кинув Руслану и Косте.

Они вошли в комнату. В ней, кроме стола, узкой койки и двух стульев ничего не было. На стене висел лишь прикрытый целлофановой пленкой китель с орденами и медалями за оборону Одессы, Севастополя, Кавказа и еще медали, медали…

В крохотной загородке стояла газовая плита и более чем скромная кухонная утварь.

— Похоже, он только сейчас начал что-то вспоминать, неуверенно проговорил Костя.

— Так оно и есть. Потому о нем ничего не знают ни дед Петя, ни Кравчук, — заметил Руслан.

— Бывает, потеря памяти совсем или частично после ранения, тяжелой контузии. Вы заметили, у него что-то не в порядке с шейными позвонками, — негромко рассуждал Валентин. — Видно, какие-то провалы в памяти. А увидел портсигар и что-то начало воскрешаться, восстанавливаться.

— Но ведь он мог найти своих товарищей… — начал было Костя.

— Каких товарищей?! — прервал его Руслан. — Как найти, если он их не помнит?

— Так ведь они его помнят, — настаивал на своем Костя. Валентин взглянул на ребят и медленно заговорил:

— Не спорьте. Все это очень тяжело. Очень сложно. Думаете, легко человеку, чувствуя свою… болезнь, показать ее на людях… Не просто все это… И вы ведите себя так, будто ничего не заметили. Все ясно?! Вот и хорошо. А теперь — за дело!

Валентин поставил на огонь чайник и глянул на Руслана.

Тот кивнул и проворно, не хуже любой девчонки, принялся наводить порядок. Костя считал себя уже большим специалистом по мытью посуды, поэтому занялся тарелкой из-под овсяной каши и казанком.

Чая было мало — на самом донышке коробки. Сахару и того меньше.

— Завтра перед занятиями занесешь Оресту Владимировичу все, что нужно, — скороговоркой бросил Валентин. — Ты меня понял, Костя?

— Понял, — с готовностью кивнул тот.

— Только вот с деньгами… — Валентин запустил руку в свой пустой карман. В «Рваных парусах» он вытряхнул из него последнюю мелочь на пачку печенья.

— Так есть же! — воскликнул Костя, вспомнив, что мама оставила им деньги. — Мы ж оттуда ничего не брали!

— А теперь возьмешь, сколько нужно. Пойди, Руслан, глянь, можно ли подавать чай. Через минуту Руслан возвратился и сказал: все в порядке и хозяин очень доволен, что они сами похозяйничали.

Когда на столике появились стаканы с чаем и печенье, которое Руслан высыпал на тарелку, Орест Владимирович был почти спокоен, даже красные пятна постепенно сходили с его лица.

— Сосед, живший здесь прежде, как-то уговорил вместе отправиться на рыбалку. Давно я у моря не был, все как-то… не получалось, а тут такой соблазн… На шаланду приятель обещал взять, — задумчиво повествовал Орест Владимирович. — Да, видно, я переоценил свои силы. Плохо мне было… Совсем, совсем плохо… голова… Очень разболелась голова.

— Зато морем подышали, — ободряюще заметил Валентин. Орест Владимирович печально улыбнулся:

— На этой рыбалке я и потерял портсигар. Не заметил, когда, где…

— Значит, Иван ваш младший брат? — спросил Костя. Теперь он уже не сомневался: находка была дорога Оресту Владимировичу. Ведь в комнате ни фотографий, ни мелочей, которые сопровождают человека всю жизнь. Видно, все-все отобрала война…

— В том-то и дело. Ничего мне надпись на крышке не говорила. Орест Владимирович понизил голос: — Был портсигар, а не помнил, что от брата… Я брата не помнил… и вообще ничего… Совсем ничего… Да, даже брата. Не помнил брата… будто жизнь моя началась с белой палаты… И себя не помнил. Вот началось все с госпиталя. — Речь его стала неуверенной, неровной, говорил Орест Владимирович медленно, что-то припоминая. С трудом приподнялся. Возвращался к уже сказанному и снова продолжал свое горькое повествование.

Долго не осознавал, что же с ним произошло. Потом постепенно до него дошло, что прошлую жизнь надо перечеркнуть, будто ее и не было. Кроме нестерпимой боли в голове, попытки что-то припомнить ничего не приносили.