Куда же скрылись беглецы, если даже после длительных поисков космические пираты не смогли их обнаружить?
Услышав недалеко от лаборатории искусственного интеллекта шум битвы, Баюн осторожно выглянул из отсека, где они прятались, и увидел, как Грохотун снес голову нинзе-терминатору и сражается с рыцарем.
Робот-нянька сообразил, что когда Грохотун прикончит всех чудовищ из лаборатории, он вполне может приняться и за них.
- Пора отсюда выбираться! Здесь они нас легко найдут! - шепнул он Андрею и Лависсе и выбросил разряженный и ставший уже бесполезным бластер.
Друзья осторожно перешагнули через занявшего весь проход терминатора-гориллу и выскользнули из отсека. В это время капитан Крокс искал их в одной из соседних лабораторий, а Грохотун и попугай были заняты битвой с роботом-рыцарем, крутившим над головой остро отточенным мечом, так что беглецы смогли проскочить незамеченными. Путь к лифту был отрезан, и у друзей не оставалось иного выбора, как пробираться вглубь заброшенной базы.
Тридцатый уровень был одним из самых сложных и опасных уровней "Вселенского Орла". На нем размещались десятки исследовательских лабораторий и сотни других вспомогательных отсеков.
С каждой минутой путешественники углублялись все дальше и дальше. Одно время им приходилось пробираться в кромешной тьме - "вечные" лампы в этой части уровня не горели. Неожиданно стало светлее, коридор разветвился, а на пересечении коридоров на раздвижной двери, отличавшейся от других тем, что по обе стороны от нее замерли мускулистые мраморные атланты, была яркая надпись: "Галерея искусств (2400-2950 г. н.э.)"
Двери галереи искусств приветливо раздвинулись, едва Лависса ступила на выложенную желтыми плитами дорожку, ведущую к ним. Девочка вопросительно оглянулась за Баюна и Андрея. Ей ужасно надоело шляться по темным закоулкам заброшенной базы и хотелось посмотреть на что-нибудь красивое и яркое.
- Почему бы и не зайти! - согласился Андрей. - Может, здесь есть где спрятаться?
Робот-нянька прислушался, не раздаются ли в отдалении шаги преследователей, но, кажется, все было тихо, и друзья вошли в галерею. Прямо перед входом, постукивая копытом, стоял большой белый конь с крыльями. Заметив людей, конь заржал, тряхнул длинной гривой и галопом поскакал им навстречу. Это было прекрасное, но в то же время страшное зрелище: мчащийся прямо на них огромный крылатый жеребец с могучей грудью и стройными точеными ногами.
- Он собьет нас! - Лависса хотела отпрыгнуть, чтобы не быть опрокинутой, но в этот момент конь проскакал сквозь нее и исчез.
- Объемная голограмма, - пояснил Баюн, - но выполнена просто удивительно. Я сам на мгновение поверил, что он настоящий.
- Я думал, здесь будут только картины и скульптуры, - Андрей перевел дыхание.
- Здесь будет все, что угодно. Искусство намного многообразнее, чем ты можешь себе представить, - поучающе сказала Лависса, уже оправившаяся от испуга.
Пооддаль на низкой мраморной подставке лежало что-то совсем крошечное. Андрей подошел и осторожно присел рядом на корточки. На мраморной подставке, ничуть не пострадавшей от времени, была табличка с одним единственным словом: "Жизнь".
- Что там? Думаешь, ты стеклянный? - нетерпеливо спросила Лависса, которая не видела вещь, лежавшую на подставке, из-за того, что Андрей закрывал ее спиной.
- Называется "Жизнь", а почему непонятно, - мальчик взял с подставки крошечный овальный предмет коричневато-зеленого цвета и положил его на ладонь.
У него на ладони странный предмет треснул, и из него показался крошечный росточек.
- Это желудь, - сказал Баюн. - Не бойся, смотри!
На ладони у Андрея быстро выростал молоденький дубок. Вначале у него было только два крошечных листочка, но уже через минуту деревце вытянулось, окрепло и его молодой сильный ствол дотянулся почти до потолка отсека. Ствол расширялся, делался все толще, покрывался крепкой морщинистой корой, но, что удивительно, мальчик, держащий его на ладони, не чувствовал веса огромного дерева. И вот уже в отсеке раскинулась широкая крона могучего старого дуба с темно-зеленой листвой. Дуб был так велик, что нельзя было даже разглядеть его вершину. Мощные корни дерева уходили в пол галереи.
Внезапно подул ураганный ветер, и хотя никто из путешественников его не чувствовал, крона дуба гнулась и стонала, как в сильную бурю. Листья с дерева облетали, ветви обламывались, а толстый ствол стал засыхать, но прежде чем дуб исчез, откуда-то с его кроны упал молодой желудь.
Ладонь Андрея опустела. От дуба-великана, только что занимавшего, казалось, весь отсек, не осталось и следа, только крошечный желудь, замерший на полу.
- Теперь понимаешь, почему это называлось "Жизнь"? - спросил Баюн. Андрей кивнул, поднял с пола желудь и осторожно положил его в ложбинку на подставке.