— Так в галерее уже есть и «Девочка с персиками» и «Девушка, освещенная солнцем», а в Русском музее такого шедевра нет. Пусть будет. Повесят его где-нибудь рядом с «Сибирячкой» Сурикова, смотреться будет интересно.
— Пожалуй, придется мне твой портрет тебе в приданое отдавать, а? — засмеялся граф.
— Пап, ну какое приданое? — вздохнула моя большевичка. — Все бы тебе какую-то ерунду молоть. Ну к чему мне какое-то приданое?
Вот здесь я бы с Натальей поспорил. От такого приданного не стоит отказываться. Правда, где мы это приданое повесим? И, не лучше ли его сразу отдать в музей? Серов — выдающийся художник, а картина огромных денег стоит, но мне мое душевное здоровье дороже.
Глава семнадцатая. Философия Канта и пушки
Теплый майский вечер. Кафе «Ротонда». Знаменитостей, известных в лицо, не наблюдаю, знакомцев тоже.
И что-то мой Потылицын задерживается. Или нет? Нет, это я пришел раньше, чтобы не спеша почитать свежие газеты, потому что в торгпредстве на это времени совсем нет, а если оно появляется, то появляется нечто, сжирающее это время. Целыми днями с кем-то договариваюсь, о чем-то спорю, что-то подписываю, а еще и голову ломаю. Нет, я не жалуюсь, мне это даже нравится, вот только как удержать в голове вещи, порой не связанные между собой? Например— стоит ли заказывать сухогруз, чтобы вывезти кукурузу, закупленную в Мексике? Что ж, приходится рисковать, потому что в Мексике, даже с учетом перевозки из-за океана, в два раза дешевле, чем в Европе. Вот так вот потихонечку и приходишь к мысли, что предпринимательство — двигатель мирового прогресса, а купец не только акула и эксплуататор, но и человек, связывающий разные миры и цивилизации.
С французской фирмой договор заключили, Масленников вместе с двумя компаньонами уехал в Берлин. Планировали купить паровозы на миллион франков, но неожиданно из Москвы пришла телеграмма, предписывающая сократить количество локомотивов до двадцати, зато изыскать возможность увеличить закупки сельскохозяйственной техники. М-да, с чего это вдруг? Нам что, транспорт не нужен? Единственная мысль, что правительство изыскало способ получить паровозы где-то еще. Возможно, в Швеции. Впрочем, мое дело маленькое. Приказы положено исполнять.
И вообще, пора открывать филиал нашего торгпредства в Германии, но для этого нужно получить разрешение «сверху».
Аборигенов я все-таки на работу стал нанимать. Не только уборщиц, но и торговых агентов. Надо бы это чуточку раньше сделать, но умная мысль приходит в голову не сразу. Как раз и помогла лабораторная посуда. Первая мысль, разумеется, была о немцах. Как же — немецкое качество, педантизм. Но озадачивать Масленникова еще и стеклом — чересчур. Каюсь, если речь заходит о европейском стекле, то сразу же вспоминаешь остров Мурано или Богемию. Стекло и Франция? Если только винные бутылки. Но ради дела готов поверить на слово, что Лотарингия — столица мирового стекольного производства. А эти ребята, которые французы, сразу же отыскали небольшой стекольный завод в городе Нанси, как раз и специализирующийся на производстве лабораторной посуды и аптечных флаконов. Город с названием Нанси — мне вообще ни о чем, но помнил, что Лотарингия жестоко пострадала во время войны. Оказывается, не вся, коли сохранились такие заводы. Сырье и оборудование остались, рабочие руки с войны вернулись еще в восемнадцатом, а заказов нет. Тот же институт Пастера не получает государственных средств на закупку оборудования с четырнадцатого года, на что им мензурки закупать? Разумеется, все восстановится и спрос на стеклянную посуду вернется, а сейчас-то как жить? Так что не исключено, что Советская Россия спасает не только заводик, но и город. Счастливые стеклодувы, получившие столь крупный заказ, пообещали выполнить его за месяц, а пока предложили за смешные деньги купить у них бракованные реторты, пробирки и прочую «некондицию», которую из-за войны не успели ни разбить, ни переплавить. Хотел было отказаться, а потом решил брать. Если бы заказ на лабораторную посуду делал Луначарский — для уроков в школе, для химических и биологических факультетов, не взял бы: не стоит молодежь приучать к тому, что брак допустим, — а для ученых можно. Разберутся, как его использовать. У тех же микробиологов всякие пробирки — расходный материал, пусть гробят. Если Барыкин останется доволен работой, то можно с французами заключать долгосрочный договор о сотрудничестве. Им хорошо, а нам долгосрочный договор тоже выгоден — за опт дешевле. Лабораторную посуду не только криворукие лаборанты бьют, но и ученые, а мы-то когда еще наладим собственное производство.
Визитеры — еще одна заморочка. На днях в торгпредство приперся некий изобретатель, предлагавший купить у него патент на чудо-пулю. Дескать — если оснастить каждую пулю специальным градусником, так она сама начнет искать жертву, ориентируясь на температуру тела. М-да…