С тех пор Берта поумерила негодование, стала гораздо более терпимой. Она не теряла надежды вернуть внука под свое крыло и сделать из него «порядочного Гавилана». Уже то, что она не позволила Лансу самому поприветствовать Лео, забрала у сенешаля голос и инициативу показывало, что настроена она решительно и спорить с нею не стоит.
Ланс остановился перед пустым простенком и начертил на мраморной облицовке глиф, активирующий сеть внутренних порталов. Бабушке не терпелось заполучить внука в когтистые лапы. Секунда свистящей пустоты — и Лео вслед за Лансом шагнул в покои Берты.
Они находились так высоко, что из больших стрельчатых окон невозможно было разглядеть земли — только белую пуховую равнину облаков с редкими прорехами, раскинувшуюся до самого горизонта, да несколько сверкающих на солнце шпилей соседних башен. Лео помнил, что здесь, в этих комнатах, никогда не бывало пасмурно, и если в долине шел дождь, то здесь всегда светило солнце.
Фэй Берта вышла из соседней комнаты — высокая пепельноволосая женщина в серебристом платье. На ее левой руке сидел большой сокол-балобан, вцепившись когтями в кожаную изукрашенную золотыми накладками рукавицу.
— Здравствуй, дорогой, — сказала она Лео гораздо более мягким голосом против того, каким говорила через Ланса, — надеюсь, у тебя найдется полчасика поболтать со мной?
— Конечно, бабушка.
Она пересадила птицу на золоченый шесток с присадой — такие стояли повсюду в ее покоях, — сдернула и кинула в кресло рукавицу и протянула обе руки к Лео.
Тот послушно пришел в объятия, наклонился, позволив Берте потрепать себя по волосам. От бабушки, как всегда, пахло морозом, птичьими перьями и ветром.
Сама же она отстранилась и сморщила нос:
— Фу, Лео, этот гадкий дух пропитал тебя насквозь! Как вы там все живете, и ты, и Беласко, и дети несчастной Кристины, неужели вы не ощущаете, что на вас налипло? Этот запах… неудачи, ущербности, бедности… у меня даже слов нет, чтобы описать. Ты словно испачкался в тине, чтобы не сказать хуже. Как вы добровольно живете в этом… в этом…
— Я потому и не хотел тебе на глаза показываться. — Лео развел руками. — Знал, что почуешь.
— Отправить бы тебя помыться, но ты же сбежишь… уф, — она поднесла пальцы к носу, — от уборщиков внизу и то лучше пахнет. Проходи. — Она посторонилась, пропуская внука во внутренние комнаты, — Я как раз собиралась чаю выпить.
В спину Лео дунуло свежим ветром, взъерошив волосы, запахло снегом и талой водой — Берта кинула очищающий глиф, хотя то, что она унюхала, мановением руки не очистишь.
Сердцем бабушкиных покоев — и Замка Ястреба — была круглая зала, гораздо более высокая, чем широкая, окруженная тремя этажами арочных сводов и накрытая хрустальным куполом.
Центр залы, как и проемы арок, занимали разновеликие насесты для множества хищных птиц. Лео — в который раз — остановился на пороге, чувствуя холодок под кожей. Несколько сотен зорких соколиных, ястребиных, орлиных глаз уставились на него яростно и дико, и он — в который раз! — ощутил себя мышью на ковре.
Мотнул головой, стряхивая неприятное ощущение. Если ему, истинной крови Мелиор, неуютно под взглядами хищной стаи, то каково чужаку, пожелавшему узреть Ястреба?
Не так-то просто заставить фею крови Мелиор выполнить любое земное желание. Сперва нужно найти Ястреба среди множества птиц, а потом семь суток смотреть на него, не смыкая век, не теряя внимания и сосредоточения, пока вся остальная пернатая банда сверлит тебя злющими глазами, недовольно орет и перемещается по своим насестам вверх-вниз. А то может и на голову слететь, выставив когтищи — мало ли, что им не понравится!
Обычному человеку такое не под силу. Если только соискатель не запасется магическими эликсирами — кстати, в условии проклятия про эликсиры ничего не сказано, а значит, использовать их допустимо. Или же сам соискатель окажется магом, но и для тех найдутся свои ловушки.
Однако семейная хроника отмечает, что редким героям это удавалось. Лео хотел бы знать, как. Он сам не мог определить, который из нескольких сотен хищных птиц — тот самый зачарованный Ястреб.
Лео шагнул вперед — и птицы зашевелились, завертели головами, принялись встряхиваться и чистить перья, переступать на своих присадах, клекотать и скрежетать, как несмазанная дверь. Под насестами и на этажах задвигались черепашки-сервы, без остановки чистящие мраморный пол, убирающие мусор, помет и погадки[29]
.В отвесно падающих солнечных лучах лоснились спины и пестрые крылья, вспыхивали золотые глаза, кривые клювы и острые когти, алые и пурпурные опутенки[30]
, серебряные бубенцы. Любимцы бабушки все-таки были прекрасны.По знаку Берты Лео уселся за круглый столик, придвинутый вплотную к огромному, в пол, окну. Прямо под ногами открывалась солнечная пропасть, полная сливочно-белой облачной пены. Далеко внизу ее пересекал синий росчерк тени от Башни Ястреба.