Тайная история Костагуаны

Землетрясение 1882 года, которое многие расценили как очередной эпизод «французского проклятья», сложило колонскую церковь пополам, словно карточный домик, переломало шпалы на участке в сто пятьдесят метров и прошлось по улице Френте, как нож с зазубренным лезвием. Первое последствие: отец настроился на стройку (в буквальном смысле). Великий Котлован просел, просели его стены, большая часть проделанной работы пошла насмарку, а лагерь, разбитый возле Мирафлореса, включая инструменты, работников и паровой погрузчик, провалился под землю, которую стихия разверзла так, как динамиту и не снилось. И вот, наблюдая эту плачевную картину, отец написал: «Поводов для беспокойства и паники нет: работы продолжаются без малейшей задержки».

В последовавших статьях написал ли он о мэрии города Панама, от которой не осталось камня на камне? Написал ли о кровле «Гранд-отеля», которая погребла под собой штаб-квартиру компании, несколько планов, недавно прибывшего из Штатов подрядчика и парочку инженеров? Нет, отец ничего этого не видел. Причина в следующем: к тому времени он окончательно захворал знаменитой колумбийской болезнью ИС (избирательной слепотой), также известной как ЧС (частичная слепота) и даже РПС (ретинопатия по политическим соображениям). По его мнению, а следовательно, и по мнению читателей «Бюллетеня», реальных или потенциальных акционеров, работы по строительству канала должны были завершиться вдвое быстрее намеченного срока и обойтись вдвое дешевле намеченной суммы; машин на ходу имелось вдвое больше на самом деле имевшихся, но стоили они половину в действительности заплаченных денег, а количество кубических метров, выкапываемых в месяц, не превышающее двухсот тысяч, превращалось на страницах «Бюллетеня» в полновесный миллион с тщательно выписанными нулями. Лессепс был счастлив. Акционеры, реальные и потенциальные, были счастливы. Да здравствует Франция и да здравствует канал, черт побери!

Между тем панамская война за Прогресс разворачивалась на трех фронтах: строительстве канала, ремонте железной дороги и восстановлении Колона и города Панама, и Фукидид в подробностях (тех, о которых позволяла ему говорить его РПС) рассказывал обо всех них. После разрушения дома на сваях я впервые наблюдал практическую пользу слепоты моего отца: и пары дней не прошло, как ему выделили живописный домик в квартале «Кристоф Коломб», выстроенном для белых технических специалистов компании. Домик был типовой: стоял у моря, на крыльце качался гамак, а в окнах красовались разноцветные жалюзи, словно в каком-то кукольном жилище, и плату за аренду с нас никто не брал. Сделка получалась выгодная, и отец почувствовал, как по затылку его нежно погладила Благосклонность Сильных Мира Сего, которую в прочих частях мира знают под разными названиями: например, взятка, подарочек, благодарность или подмазка.

На этом приятности не заканчивались: через четыре дома почти одновременно с нами поселились еще одни жертвы землетрясения, Гюстав и Шарлотта Мадинье. Все сходились на том, что давно было пора выбраться из этого ужасного, полного печальных воспоминаний отеля, начать жизнь с чистого листа и прочее в таком духе. Вечерами, после ужина, отец преодолевал пятьдесят метров до домика Мадинье, или они приходили к нам, мы садились на крыльце с бренди и сигарами, смотрели, как желтая луна расплывается в водах бухты Лимон, и радовались, что месье Мадинье решил остаться. Дорогие читатели, я не знаю, как это объяснить, но после землетрясения что-то случилось. Наша жизнь изменилась, или, может, началась новая.