Тайная история Костагуаны

Началось все в местечке под названием Палонегро. Авангард повстанческих войск во главе с трудно поправлявшимся после ранения в ляжку генералом Эррерой продвинулся на север. В Букараманге генерал воспользовался случаем посеять среди народа новые слова: «Несправедливость – живучее семя бунта…» и прочее в том же духе. Но вся риторика пошла прахом 11 мая, когда одиннадцать тысяч повстанцев сошлись в битве с двадцатью тысячами правительственных солдат, и то, что последовало… Как бы объяснить, что последовало? Нет, мне не годятся цифры (столь любимые журналистами вроде моего отца), не годится статистика, отлично умеющая перемещаться при помощи телеграфа. Я могу сказать, что сражение шло две недели; могу сказать про семь тысяч погибших. Но цифры не разлагаются, а статистика не становится рассадником заразы. За две недели воздух над Палонегро наполнился невыносимой вонью сгнивших глазных яблок, стервятники успели разорвать сукно мундиров, и вся местность покрылась бледными голыми телами: животы у них были расклеваны, и внутренности пачкали зелень луга. Две недели запах смерти проникал в ноздри мужчин слишком молодых, чтобы быть знакомыми с ним, чтобы знать, почему от него жжет слизистую и почему он не проходит, даже если натереть усы порохом. Раненые повстанцы бежали тропой на Торкорому; по пути они валились как подкошенные и умирали, так что проследить их маршрут можно было, просто присмотревшись к полету стервятников.

Выжившим генералам пришлось покинуть страну: Варгас Сантос и Урибе Урибе выехали через Риоачу в Каракас. Генерал Эррера направился в Эквадор и сумел улизнуть от правительственных войск, но не от безрассудных, упрямых слов. В Эквадоре его нагнал приказ, которым Варгас Сантос назначал его командующим военными действиями в департаментах Каука и Панама.

Из Панамы можно выиграть войну.

С Панамы начнется освобождение родины.

Генерал Эррера, как можно было ожидать, согласился. За пару недель он набрал экспедиционный отряд – триста либералов, разбитых в боях на юге и тихоокеанском побережье и теперь рвавшихся отомстить за себя и погибших товарищей; но, чтобы добраться до Перешейка, не хватало корабля. В этот момент deus ex machina (которому так привольно в театре истории) прислал добрую весть: в порту Гуаякиля на рейде спокойно стоял с грузом скота и ожидал рейса в Сальвадор корабль под названием «Ирис». Эррера осмотрел его и выяснил самую главную техническую характеристику: владелец, «Бенхамин Блум и компания», выставил его на продажу. Без промедления генерал дал партнерам честное слово, подписал обязательство заключить договор купли-продажи по прибытии в Сальвадор и обмыл сделку стаканом агуапанелы с лимоном, в то время как капитан-сальвадорец и его первый помощник праздновали ромом. В начале октября поделенный пополам между юными повстанцами и коровами, у которых все четыре отдела желудка словно сговорились страдать от неостановимой диареи, «Ирис» отплыл из Гуаякиля.

Нас в особенности интересует один солдат: камера наезжает, с трудом обходит коровьи спины, проплывает под мягким веснушчатым выменем, уворачивается от предательского удара хвостом и в сером свете (и окружении коровьих лепешек) показывает нам непорочное робкое лицо некоего Анатолио Кальдерона.

Анатолио встретил девятнадцатый день рождения среди коров, пока корабль шел вдоль побережья близ города Тумако, но из застенчивости никому не сказал, что он нынче именинник. Он родился на асьенде в Сипакире у индейской служанки, умершей при родах, и хозяина, дона Фелипе де Ру, буржуа-бунтаря и социалиста-дилетанта. Дон Фелипе продал семейные земли и уехал в Париж до того, как его незаконнорожденный сын достиг совершеннолетия, но оставил ему достаточно средств на получение любого образования в любом университете страны. Анатолио записался в университет Экстернадо на факультет права, хотя в глубине души предпочел бы изучать литературу в Росарио и пойти по стопам Хулио Флореса, божественного поэта. Когда генерал Эррера после победы в Пералонсо был проездом в Боготе, где его встречали как героя либеральной молодежи, Анатолио вместе со сверстниками, полными патриотического пыла и всяких подобных вещей, висел на окнах Экстернадо. Он помахал генералу, и генерал выбрал его среди прочих студентов, чтобы помахать в ответ (по крайней мере, Анатолио так показалось). После парада Анатолио спустился на улицу и нашел на мостовой подкову, слетевшую с копыта либерального скакуна. Находка показалась ему добрым предзнаменованием. Он очистил подкову от земли и сухого навоза и сунул в карман.