Тайная история Костагуаны

Идея долго зрела у него в голове. Началось с чего-то короткого, размером с «Молодость» или, может, «Эми Фостер», но Конрад не рассчитал (или просто знал, что короткие рассказы плохо продаются), и первая задумка с течением дней и месяцев пухла – с двадцати пяти тысяч до восьмидесяти тысяч слов, с одного места действия до двух или трех, и все это еще до того, как он собственно сел писать. В упоминаемые нами дни проект новой книги исчезает из писем и разговоров Конрада. К моменту банкирского предложения автор точно знает только две вещи: в книге будет сто тысяч слов, а все главные герои будут итальянцами. Он возвращается к своему идолу – Доминику Червони, корсиканскому Улиссу, возвращается в 1876-й, год плавания по карибским портам и опыта контрабанды в Панаме, год, приведший его к (тайной, никому до сих пор неведомой) попытке самоубийства. В первых заметках Червони превратился в надсмотрщика над грузчиками, который под конец жизни работает в одном карибском порту. Зовут его Джанбат-тиста, фамилия – Ностромо. Как раз тогда Конрад читает морские мемуары некоего Бентона Уильямса и находит там историю человека, укравшего груз серебра… Эта история и образ Червони смешиваются у него в голове… Возможно, думает он, вовсе не обязательно делать Ностромо вором, возможно, обстоятельства просто привели его прямиком к добыче, и он воспользовался случаем. Но что это за обстоятельства? В каком положении должен оказаться достойный человек, чтобы умыкнуть груз серебра? Конрад не знает. Он закрывает глаза, пытается представить себе мотивы, выстроить сцены, разобраться в психологии. Не получается.

В марте 1902 года Конрад написал: «„Ностромо“ будет первоклассной книгой». Через несколько месяцев его энтузиазм поугас: «Помощи ждать неоткуда, надежды нет; остался только мой долг – пытаться и пытаться до бесконечности, не задумываясь об успехе». Однажды в приступе необычайного оптимизма, вскоре после разговора с банкиром, он берет чистый лист, ставит «1» в правом верхнем углу и заглавными буквами выводит: NOSTROMO. PART FIRST. THE ISABELS. Но ничего не происходит: слова не подбираются. Конрад быстро понимает: что-то идет не так. Он зачеркивает THE ISABELS и пишет THE SILVER OF THE MINE[37]. И тогда по объяснимым причинам образы и воспоминания – апельсиновые деревья, которые он видел в Пуэрто-Кабельо, истории о галеонах, которые слышал во время стоянки в Картахене, воды бухты Лимон, их спокойная гладь и острова Мулатки – принимаются роиться у него в голове. Вот он снова, этот момент: книга началась. Он волнует Конрада, но Конрад знает, что приятное волнение продлится недолго: вскоре другие назойливые гости сменят его за письменным столом – неуверенность языка, страдания композиции, тревоги экономики. Эта книга должна хорошо продаваться, думает Конрад, иначе его ждет банкротство.