Тайная история лорда Байрона, вампира. Раб своей жажды

— Вы нам очень помогли, но еще одно: в ночь перед свадьбой не случилось ли чего-нибудь необычного? Чего-нибудь, запомнившегося вам?

Домохранительница задумалась, а затем вздохнула:

— He-а. Ничего... Разве что настроение было странное у ее сиятельства.— Она помедлила, вспоминая что-то.— В склеп миссис Харкорт ломились...

— Миссис Харкорт? — прервал ее Элиот.— Это же мать леди Моуберли?

— Ну! — кивнула старушка.— Так и взломали вход в склеп с ее надгробием. Но это не у нас, а там, в Уитби, при церкви Святой Марии.

Элиот вдруг напрягся, окостенел, и ноздри его раздулись, как будто почуяв запах погони.

— Давайте-ка я повторю все снова,— медленно проговорил он.— В ночь перед свадьбой леди Моуберли склеп Харкортов взломали. Так? Кто-то пытался открыть гроб?

— Ну! — подтвердила домохранительница. — Может, и пытался. А вот зачем пытался — не могу сказать.

Элиот с победоносным видом покачал головой.

— Спасибо вам,— прошептал он, пожимая руки старушке.— Большое спасибо.

Он повернулся и, не сказав ни слова, заторопился прочь от дома.

Кэб поджидал нас. Элиот велел вознице возвращаться в Уитби и всю дорогу просидел, сжав губы и сдвинув брови, но его глаза выдавали, что он все-таки решил загадку. Я же, конечно, оставался в неведении, как и раньше, но, помня, что Элиот не любит расспросов, решил подождать, пока он сам не заговорит. Когда же он зашел в лавку и заказал кирку, заступ и тяжелый молот, я больше не смог сдерживать любопытство.

— Расскажите, что вы надумали, Элиот,— потребовал я, как только мы вышли.— Насколько я понял, вы уверились, что сэр Джордж женился не на своей настоящей невесте.

— Конечно,— ответил Элиот.— Это очевидно.

— Вы забываете,— перебил профессор,— что мистер Стокер не вполне знаком с предысторией дела.

— С предысторией? — поинтересовался я.— Какой предысторией?

— Какой? — улыбнулся профессор и погладил себя по округлому животу.— А той, которая рассказывает об управлении человеком с помощью мысли.

Улыбка его погасла.

— Я сам это видел и знаю, что мозг простого смертного могут совратить и полностью поработить. Жертва становится инструментом в чужих руках. И такая участь могла постичь, вернее, наверняка постигла Розамунду Харкорт.

— Вы имеете в виду эту ее «странность»?

— Вот именно,— проговорил Элиот.— Свадьба, наем новых слуг, стремление к одиночеству — все это могло быть устроено по чьему-то приказу, ибо ее мысли к тому времени уже не принадлежали ей. И, следуя таким приказам, мисс Харкорт готовила собственную смерть. Смерть,— он нахмурился,— или нечто худшее...

— Худшее?

Элиот взглянул на утес на востоке, где на фоне сгущающихся туч вырисовывались контуры аббатства.

— Это мы должны разузнать,— пробормотал он.

Он вдруг вздрогнул и спрятал заступ под складками плаща, снова поглядев на небо. Небо позеленело, воздух отяжелел от удушающей жары и усиливающейся напряженности, которая в преддверии грозы всегда влияет на людей с чувствительной натурой,

— Сегодня ночью будет буря,— сказал он.— Но она лишь поможет нам.— Он посмотрел на часы — только что миновало девять.— Идемте, нам надо перекусить. То, чем мы займемся ночью, не делается на пустой желудок.

Я едва ли мог подозревать, что он имеет в виду. Заступ и кирку не покупают по прихоти, но у меня не было желания подтверждать некоторые свои темные мысли. Я ел от души, насколько позволяли обстоятельства, и незадолго до полуночи мы наконец вышли с постоялого двора. Духота еще усилилась, воздух гнетуще давил. Мы прошли мимо гавани — Элиот вел нас к подножию восточного утеса, на вершине которого стояли руины аббатства. Раздался раскат грома, и, взглянув на море, я увидел, что там призрачной белой стеной поднимается туман, накатываясь на выход из гавани. Прогремел еще один раскат, и без какого-либо дальнейшего предупреждения разразилась гроза. Все вокруг словно забилось в конвульсиях: волны вздымались с нарастающей яростью, обрушиваясь на причалы; ветер ревел, будто состязаясь с громом; небо над нами содрогалось от поступи бури. На секунду туман поднялся, рассеялся, и я увидел горы вспенившейся воды, вздымающиеся в несказанном великолепии и поблескивающие серебром в свете молний. А потом все это снова поглотил туман; поглотил он и нас — лица моих спутников едва виднелись сквозь мутную завесу.

Элиот взял меня за руку.

— Сюда! — крикнул он мне в ухо, указывая на старую часть городка над нами.

Мы начали взбираться по продуваемым ветром улицам, по ступеням, по сотням ступеней, ведущих вверх, на утес. Мы уже подходили к его вершине, когда туман опять расступился, и, глянув вперед, я различил контуры аббатства; правда, его вид заслоняла другая церковь, стоявшая на краю утеса и окруженная кладбищем с множеством надгробий и покосившихся могильных камней.

— Церковь Святой Марии,— прокричал Элиот и двинулся к кладбищу, сгибаясь на ветру, который, казалось, вот-вот сметет его с утеса, и лавируя между камней.