– Я выйду отсюда, – рассуждал вслух старицкий князь. – Придет время, и я за волосья притащу Елену Васильевну в монастырь. Помирать ей в тюремных сиделицах! Ей от меня не избавиться, духу не хватит, чтобы задавить брата государя в Боровицкой башне.
Андрей начал вести счет времени по неделям – он заметил, что угрюмый монах каждые семь дней приносил ему красное вино.
В этот раз вино было белым.
Схимник бережно передал его в руки князю и обронил:
– Знаю, что это твое любимое вино, вот потому и принес.
– Ты лжешь, монах! Не мог ты знать об этом. О том ведают только мои ближние бояре и государыня. Признайся мне, скажи, что вино послано Еленой Васильевной!
Схимник покорно качнул крупной головой и ответствовал:
– Признаюсь… Вино сие от московской государыни.
На руках князя торжествующе запело железо, и Андрей Иванович бережно взял братину в руки.
– Я знал, что государыня будет раскаиваться. Только захочу ли я ее простить после всего, что мне пришлось испытать?!
Андрей Иванович пил вино медленно. Ему казалось, что такую сладость он не пивал никогда в жизни, и каждый глоток хмельного напитка был для него что глоток молока для грудного младенца. Но вот поглощена последняя капля, князь вернул братину монаху и потребовал:
– А теперь сказывай, когда государыня у меня прощение просить станет?
Схимник отставил братину в угол, а потом спросил в свою очередь:
– Помнишь, ты у меня пытал, кто это посмел Михаила Глинского порешить?
– Ну? – подивился вопросу монаха старицкий князь.
Вино приятно кружило голову, и даже сидение в Боровицкой башне не казалось ему теперь таким уже страшным наказанием.
– Я это сделал… Как сдавил шею князя ручищами, так он и обмяк.
Андрей Иванович тревожно глянул на тяжелые ладони монаха.
– К чему ты это глаголешь?
– А к тому, что поначалу Михаил Львович тоже белого вина испил.
Похолодело сразу нутро у тюремного сидельца Андрея.
– Ему тоже государыня пожаловала белое вино?
– Ему тоже, князь, – печально качнул головой схимник. – Вот и пришло твое время, теперь ты обо всем узнал. Только правду далее этих стен тебе не вынести. – И он медленно пошел на старицкого князя. – Велено государыней удавить тебя, чтобы не зарился ты более на московский стол.
Андрей Иванович медленно отступал к стене. Он чувствовал, как сила монаха парализует его волю – ноги передвигались с трудом.
Чернец подошел вплотную. Созерцая его сытое и крепкое лицо, трудно было поверить, что тот тащит на себе тяжкую схиму.
– Побойся бога, монах. – Андрей Иванович почувствовал лопатками могильный холод стены. – Ведь князь я!
– А про это мне ведомо! – отмахнулся монах. – Но вот что я тебе сказать хочу… Михаил Глинский ведь тоже князем был. А власть имел такую, что тебе, Андрей Иванович, со своим старицким уделом до него никогда бы не дотянуться! А теперь лучше сам расстегни кафтан, чтобы я тебе ворот не рвал.
– Ответь мне, чернец, как я буду похоронен?
Старицкий князь чувствовал, как холод тронул все его тело. И ему подумалось о том, что, прежде чем грешников поместить на сковороду, их наверняка испытывают холодом.
– Об этом ты, Андрей Иванович, не беспокойся, – утешал монах, прилаживая толстые пальцы к истощавшей шее князя. – Погребен будешь так, как и положено брату государя, со всеми почестями. А митрополит Даниил по тебе отходную пропоет. Колокола будут звучать по всей Москве.
– Что же государыня московскому люду скажет на мою кончину?
– Скажет, что ты почил безвременно в темнице. Правда будет сказана, Андрей Иванович. Ну так ты готов, князь? – поторопил схимник.
Андрей невольно вытянул шею, а потом, собрав все свое мужество, ответствовал:
– Готов, монах.
Часть пятая ЗАГОВОР
ШУБЫ ДЛЯ ЗАГОВОРЩИКОВ
Серпень удался теплым. Солнечные лучи оказались настолько ласковыми, что вновь зацвели яблони. Старики, не ведавшие такого дива, украсили каждое деревце рушниками, а у ствола выставили по иконе, и каждый путник истово молился святыне.
Небо было бездонным и лазурным, сама мысль о дожде казалась кощунственной. Птицы, вопреки своим правилам, высиживали кладку, надеясь, что редкостная погода поможет опериться новым птенцам. И трудно было поверить, что уже через неделю начнутся затяжные холодные дожди, а недосиженные яйца схватит ранний морозец.
Василий Васильевич Шуйский по указу государыни разъезжал по владимирским землям и тревожил своим присутствием бобровников. До Елены Васильевны дошла весть, что большая часть мягкой рухляди остается у перекупщиков и бесталанно расходится по деревням, а потому воевода обязан был ловить крамольников и наказывать их своей властью, а богатство великокняжеское доставлять во дворец.
Князь Василий Шуйский отличался редкой исполнительностью, великой княгине Елене ни в чем не перечил и делал так, как приговорит Дума, а потому в первую же неделю было наказано три дюжины воров, посмевших утаить от государыни мягкую рухлядь.
Наиболее злостные из них биты кнутами и выставлены на площадях без шапки.