Тайная любовь княгини

Не напрасно опасался умирающий государь крамолы. Памятна на Руси была борьба между его дедом Василием и двоюродными братьями, и сейчас, как эхо прошедшего времени, зачиналась откровенная вражда между ребенком-государем и его многоопытным дядей.

Доброхоты передавали Елене Васильевне, что Юрий Иванович собирает по Руси воинников и сейчас его дружина так разрослась, что в численности не уступает стрелецким полкам самого московского князя. А Юрий не успокаивался и отправлял ближних бояр в северные русские земли, где они собирали полки для дмитровского князя. Отроки там крепкие и согласны воевать хоть за польского короля, если бы тот платил каждому из них по десять денег в месяц.

А когда роптать супротив малолетнего сына стали даже ближние бояре, Елена Глинская повелела созвать Боярскую Думу и вышла к вельможам с наследником на руках.

Поднялись недружно бояре, приветствуя великую государыню, так же нестройно и шумно расселись, а потом Андрей Шуйский укорил без стеснения:

– Ты нас, Елена Васильевна, не брани. Мы – люди вольные, сами по себе живем, и ежели мы не ко двору пришлись, так можем и к другому господарю съехать. – Оглядел он бояр, вольготно рассевшихся на дубовой лавке, и так же строго заявил: – Ты вот, княгиня, наших обычаев не чтишь, а только бабе не место среди мужей сиживать. Так я говорю, бояре?

– Так-то оно так, только не каждая баба великой княгиней является, – поднялся со своего места Овчина-Оболенский.

– А ты бы, конюший, помалкивал, это тебе не Спальные покои государыни, – вспыхнул князь Андрей.

– Вот как ты заговорил, вот как ты государыне за свое освобождение платишь! Отодрать бы тебя за дерзкие слова! – потемнел ликом Иван Федорович.

Великая княгиня Елена Васильевна молча слушала перепалку, а когда заговорила, бояре невольно опустили головы.

– Кто я для вас – московская государыня или девка приблудная?! Или матерые вдовы нынче в московском государстве не в чести?! А может быть, великий московский князь – не мой сын, а вы не его холопы? – Государыня строго посмотрела на понурые головы и повернулась к Андрею Шуйскому. – Как смел ты, холоп, госпожу свою охаивать?!

– Прикажи, государыня, а охотники заткнуть ему пасть отыщутся, – грозно прорычал Михаил Глинский.

– Пошел прочь с моего двора, холоп, и чтобы я тебя более не видывала! – процедила сквозь зубы великая княгиня.

Малолетний государь был тяжел, и Елена Васильевна поставила сына на пол. Иван из-под насупленных бровей смотрел на бояр с таким чувством, будто намеревался сегодняшним же вечером отправить всех под топор. Эта несуразная серьезность совсем не подходила к облику малолетнего государя, который больше походил на ангелочка, чем на московского господина. И бояре ухмылялись в густые бороды: «Ничего не скажешь, грозным растет государь».

– Кто ты такая, чтобы нам, Рюриковичам, указывать? – выказал наконец гордыню Андрей Шуйский. – Прародители твоего муженька покойного у наших дедов в младших братьях считались. А сама ты кто? Пришлая!

– Я литовского княжеского рода, – с достоинством ответила московская государыня.

– Княжеского рода, глаголешь? – Андрей Шуйский решил идти до конца. – Кто же твой предок? Уж не тот ли это Гедимин, что был слугою, а затем отравил своего хозяина и занял великокняжеский стол? Значит, кровь в тебе литовская? А ведомо нам, что предки твои ведут род от татарского темника Мамая! Так кто ты – русская княжна или правнучка татарова?

– Государыня, только прикажи, и мы дерзкого здесь же, в палате, затопчем, – вступился за племянницу Михаил Глинский.

– Слышал, что бояре глаголят, холоп? – зло вопрошала Елена, в упор глядя на Андрея Шуйского. – Ежели не пожелаешь уйти сам, так тебя с Благовещенской лестницы спустят!

– Уйду я, Елена Васильевна, только вернусь еще в Думу. Но застану ли я тебя во дворце? Может, назад тебе съехать придется. Ты еще моей силы не знаешь. Да и не один я, Шуйских на Руси много! А теперь расступись, дорогу подавай! – обратился князь к стрельцам с бердышами.

Постояли в нерешительности караульничие, а потом отступили в сторону, выпуская Шуйского из сеней.

Андрей Михайлович Шуйский стал боярином еще пятнадцать лет назад. Он пришел в Думу сразу после кончины своего батюшки, заняв подобающее для своего имени место. Будучи окольничим, Андрей Михайлович сидел впереди многих бояр.[35] и не однажды ощущал на себе завистливые взгляды вельмож, которые готовы были отдать жалованные шубы только для того, чтобы подвинуться в сторону государева кресла хотя бы на вершок[36] Князь Андрей весело отодвигал локтями бояр на прежнее место.

Голос его в Думе крепчал, и совсем скоро остальные бояре замолкали, как только он начинал говорить. Тем более что на язык князь был остер и горяч и оттого получил прозвище Крапива.