Тайная мать

– Черт, – бормочу я.

– Это вас они ждут, милочка?

Мы стоим уже прямо напротив моего дома, и наша машина как будто притягивает к себе журналистов, которые окружают ее моментально, как железная стружка – магнит. Какие-то физиономии таращатся на меня сквозь окна, затворы фотоаппаратов щелкают, точно выстрелы, и я невольно прикрываю сумочкой свое заплаканное лицо.

– Может, поедем куда-нибудь еще? – спрашивает шофер. – Не советую сейчас выходить.

Я начинаю разбирать голоса через стекло.

– Тесса! Расскажите нам о мальчике!

– Вы его похитили?

– Тесса, вы не хотите рассказать нам свою часть истории?

Видимо, они говорят о Гарри. Но как они узнали? И зачем они здесь? Идти мне больше некуда. К Скотту нельзя по понятным причинам. На работе сейчас уже все заперто, да и вообще я не хочу взваливать на Бена свои проблемы. Мои родители давно умерли, братьев и сестер у меня нет, близких подруг тоже не осталось – я всех оттолкнула от себя после потери Сэма. Не могу же я заявиться к кому-то из них сейчас и потребовать помощи и защиты…

– Сколько я вам должна? – спрашиваю таксиста.

– Двадцать семь фунтов, милочка.

Стараясь контролировать свое лицо, я протягиваю ему двадцатку и еще десять.

– Сдачи не надо, – прибавляю бесшабашно.

– Спасибо. Но я все же не советую туда выходить. Прямо стая волков какая-то.

– Ничего со мной не случится, – отвечаю я, сама себе не веря.

– Ну как хотите. Я постою пока здесь, прослежу, как вы до двери доберетесь.

– Спасибо. – Киваю, расправляю плечи и распахиваю дверцу такси. И оказываюсь физически не готова к такому напору человеческих тел вокруг. Шум, свет… Все это для меня слишком, и я едва нахожу в себе силы унять дрожь в коленях. Журналисты так плотно обступили меня со всех сторон, что я почти ощущаю их дыхание на своем лице и отчаянно пытаюсь не встречаться с ними глазами.

Иду сквозь них прямо вперед, дохожу до своей калитки. Дрожащими руками отпираю ее. Слава богу, они не могут войти за мной в палисадник. Только выкрикивают вопросы и щелкают фотоаппаратами мне в спину, пока я бегу к крыльцу.

Надо было мне приготовить ключи еще в машине. Ройся теперь тут у них на виду в сумочке и слушай, как они орут по ту сторону забора… Кажется, что проходит целая вечность, хотя на самом деле едва ли несколько секунд, прежде чем я наконец выуживаю свои ключи. Вставляю нужный в замочную скважину, вваливаюсь в прихожую и захлопываю за собой дверь, чувствуя, как сердце заходится от смятения и страха.

Что это, черт возьми, сейчас было?

Глава 8

Откровения Скотта продолжают сводить меня с ума, но как я могу их обдумать, когда у меня за дверью толпятся все эти люди? Мой мозг не справляется со всем, что было набросано в него за этот вечер. Пульс скачет, кишки сводит от нового стресса. Я не решаюсь зажечь в доме свет – вдруг кто-нибудь из журналистов его увидит?

На столике в прихожей яростно мигает автоответчик – его ярко-красный глаз предвещает опасность. Я нажимаю на кнопку сообщений и вижу, что их поступило ровно сорок одно. Сорок одно сообщение. Делаю глубокий вдох и нажимаю кнопку прослушивания. Первое сообщение оказывается от журналистки крупной центральной газеты, которая просит меня перезвонить ей, как только смогу. Второе тоже из газеты. За ним – звонок из программы новостей местного телеканала. Я выслушиваю еще два однотипных сообщения и нажимаю кнопку «стоп». Автоответчик продолжает мигать. Закрываю красный огонек пальцем, чтобы не видеть его. При одной мысли об этих сообщениях – о стоящих за ними людях, каждый из которых хочет заставить меня говорить – мне становится совсем нехорошо. Вполне возможно, что кто-то из них и сейчас торчит на улице у моего дома. И долго они собираются там стоять? Всю ночь? Да нет, вряд ли…

Звонок по городской линии. Я не отвечаю. И тут меня осеняет – я опускаюсь на корточки и начинаю шарить за столиком в прихожей. Найдя телефонную розетку, выдергиваю шнур из сети. Звонок сразу прекращается. Отлично.

Встаю, стараясь не думать о людях снаружи. О том, как они кружат у моего дома. Выжидают. Даже внутри я чувствую себя так, словно меня выставили на всеобщее обозрение и всякий может меня обидеть. Я больше не в безопасности. Задираю повыше юбку, опускаюсь на четвереньки и пробираюсь в гостиную, к окну – снаружи горит фонарь, и его света достаточно, чтобы ориентироваться в комнате. Нащупываю шнуры от жалюзи и тяну за них, пока все планки жалюзи не распределяются по окну более-менее ровно. Все так же на четвереньках пробираюсь в кабинет-столовую – воздух там застоялся и пахнет плесенью, потому что после ухода Скотта я туда почти не захожу – и проделываю то же самое. Только после этого встаю и иду в кухню – ее окна выходят не на улицу, и я не боюсь, что здесь меня увидят журналисты, но жалюзи все же задвигаю. Правда, небольшие щелочки между планками все равно остаются. Вот когда я жалею, что не обзавелась плотными портьерами из настоящей ткани. Теперь, даже закрыв окна, я все равно не чувствую себя в безопасности и не решаюсь включить свет.