С тех пор как я вышла из дома сегодня утром, небо посветлело – его угольно-черный оттенок сменился цветом вороненой стали. Я плетусь вдоль рядов растений и думаю, не лучше ли мне вообще продать дом и уехать жить куда-нибудь за границу. Начать жизнь с начала. Здесь меня все равно ничего больше не держит. Скотт ушел окончательно, друзей у меня больше нет, семьи тоже. Можно податься куда-нибудь в теплые края, попытаться стать другим человеком… И тут я вспоминаю Сэма и Лили, их могилки, которые совсем зарастут без меня. Разве я могу их оставить? Разве смогу наслаждаться где-нибудь жизнью, зная, что они лежат тут, всеми забытые, никому не нужные?
Иду мимо теплиц, за стеклянными стенами которых совсем молодые растеньица ровными рядами поднимают свои жиденькие кроны, надежно укрытые от суровой британской зимы и разных прожорливых паразитов. Наконец добираюсь до крайней теплицы, открываю дверь, вхожу внутрь и вдыхаю влажный, пахнущий землей воздух. Нахожу глазами ящик, который оставил для меня Джез, и принимаюсь за дело.
Проходят часы, а я все опускаю крошечные семечки в щедро удобренную землю и наклеиваю ярлычки на горшочки, которые затем выстраиваю рядками. Чем больше рядков, тем глубже мое удовлетворение. Время от времени я бросаю взгляд на стеклянную стенку теплицы и различаю за ней, на другом конце садового центра, по-зимнему неуклюжие фигуры покупателей, выбирающих растения. Меня они не видят.
Не знаю, сколько времени проходит, когда в теплицу влетает Кэролайн – глаза горят, щеки раскраснелись. Моя первая мысль – случилось что-то ужасное. Например, за мной приехала полиция или, что еще хуже, журналисты ворвались на территорию центра.
– Ты не заменишь меня в магазине? – выпаливает она с ходу, немедленно разрушая хрупкую атмосферу покоя. – А я пока помогу Джанет в кафе. Сейчас в магазине Бен, но сегодня столько народу – это просто нечто. Все почему-то решили купить украшения к Рождеству именно сегодня.
– Конечно, – говорю я, после чего снимаю перчатки и вытираю руки о джинсы. – А что так?
– Понятия не имею, но нам надо торопиться. Там очередь аж из дверей торчит, а Джанет уже совсем с ног сбилась.
Я иду следом за Кэролайн между теплицами. Ее худенькое тело буквально источает панику, до того она напугана внезапным наплывом покупателей. Вспоминаю объяснение Бена, почему он не хочет сделать ее менеджером «Моретти», и вижу, что он прав. Если она из-за пары лишних клиентов так трепыхается, то он, конечно, не сможет чувствовать себя уверенно, отдав ей бразды правления, пусть и на время. Но с другой стороны, разве я лучше?
Босс поднимает руку, завидев, как я пробираюсь к нему сквозь толпу покупателей. Кэролайн уже скрылась в кафе.
– Два фунта двадцать сдачи, – говорит он пожилой даме, которая стоит перед ним, вцепившись в пару садовых перчаток и пачку рождественских открыток. – Хотите пакет?
– Нет, спасибо, у меня в сумочке есть место.
Бен поворачивается ко мне.
– Ты справишься, если я отойду принести еще мелочи? А то скоро сдачу давать будет совсем нечем.
– Конечно, иди.
Повернувшись к очереди спиной, он шепчет:
– Хотел тебе сказать, что журналисты, к сожалению, еще здесь. Так что в обеденный перерыв тебе лучше не выходить.
Чувствую, как кровь отливает у меня от лица, – до того мне стыдно, что я притащила свою неразбериху за собой на работу.
– Прости меня, пожалуйста, – отвечаю тоже шепотом.
– Эй, за что тут извиняться? – еще тише шепчет босс. – Это я так, в порядке предупреждения.
Следующая в очереди женщина выразительно кашляет.
Бен оставляет меня одну, и я принимаюсь за работу, но мысли о журналистах отвлекают меня, превращая в медлительную идиотку.
– Я дал вам двадцать фунтов, – говорит мой последний клиент, складывая на груди руки.
– Гм. – Я смотрю в окошечко кассового аппарата и вижу там сумму, соответствующую десяти фунтам. – Мне кажется, я получила от вас банкноту в десять фунтов.
– Хотите сказать, что я лгу?
Мое лицо вспыхивает.
– Нет, конечно же, нет.
– Эй, я вас знаю или мне кажется? – женщина средних лет таращится на меня из-за плеча мистера Агрессива.
– Я… я не знаю.
– Да. Ну точно, знаю. Вы же та женщина из новостей, ну та, которая украла ребенка.
Волна узнавания прокатывается по очереди из конца в конец.
– Так что там с моей сдачей?! – рявкает на меня мужик.
– Я… я не уверена…
– Я дал вам двадцать, значит, вы мне должны еще десятку.
Выхватываю из кассы банкноту в десять фунтов, уверенная в глубине души, что нахал просто решил воспользоваться моей заторможенностью и срубить денег по-легкому. Знаю, что сегодня я сама не своя, и все же могу поклясться, что он дал мне только десять фунтов. Но у меня нет сил доказывать ему что-либо, и я решаю, что, если к концу дня в кассе обнаружится недостача, я вложу десятку из своих денег.
– Держите, – резко говорю я, протягивая ему банкноту.
– Так-то лучше, – ворчит он. – Только недосмотри, вмиг обдерут.