Второе свидетельство в архиве Спиридовича принадлежит сыну Рачковского Андрею Петровичу, который утверждает, что никогда не слышал ни о Нилусе, ни о Головинском. Так, он полностью отвергает наличие каких-либо связей между Рачковским и Нилусом, но допускает, что существовал агент по фамилии Головинский. В июле 1906 г. Рачковский навсегда оставил службу в полиции, а спустя еще три года скончался; до сих пор ни в каких официальных документах, воспоминаниях или письмах не обнаружено ни одного высказывания самого Рачковского о «Протоколах».
Таковы свидетельства «очевидцев» и «следователей», имевших отношение к судьбе «Протоколов», причем все они вполне могли лукавить, невольно путать подробности или иным образом искажать истину о происхождении и распространении этого подложного документа. Располагая текстологическим анализом Грейвза и Бурцева, само собой, никто не примет на веру утверждений Нилуса, Бутми и им подобных, будто оригинал опубликованных «Протоколов» хранится в «секретном архиве сионистских заговорщиков».
Нас же интересует вопрос об участии в фальсификации царской тайной полиции. Ключевым здесь является свидетельство княгини Радзивилл: ведь, по ее словам, она располагала копией — так впоследствии и не обнаруженной — «Протоколов», составленных по приказу шефа Департамента полиции в 80-х годах, а кроме того, держала в руках и читала «обновленный» вариант рукописи, выполненный в 1905 г. по указанию Рачковского. Стало быть, та рукопись 1905 г. с синей кляксой на первой странице, написанная по-французски разными почерками, и могла бы стать единственной материальной уликой, которая связывает «Протоколы» с охранкой. Княгиня говорит, что читала рукопись после марта 1905 г. и слышала от ее владельца о причастности к ней Рачковского.
Дю Шейл утверждает, что в 1909 г. он держал в руках и читал французский вариант «Протоколов» — якобы тот самый, по которому Нилус подготовил свое издание 1905 г., переписанный разными почерками, с синей кляксой на первой странице; и будто бы владелец рукописи говорил, что она попала к нему от Рачковского. Однако, если княгиня Радзивилл и дю Шейл, поведавшие в 1921 г., с интервалом в три месяца, о рукописях с синими кляксами, а также молодой Нилус, подтвердивший в 1936 г., что у его отца действительно была французская рукопись, если все они ведут речь об одной и той же рукописи, Нилус ни за что не успел бы использовать ее в своей книге 1905 г. То есть Нилус должен был бы работать с копией, полученной ранее марта 1905 г., не говоря уже о Крушеване, который опубликовал «Протоколы» в «Знамени» в 1903 г. Чиновники якобы обнаружили старую копию «Протоколов» в своих архивах в марте 1905 г. и переслали в Париж с указанием переработать и придать ей вид французской рукописи (вероятно, чтобы выдать за документ из французского архива), — все это заняло бы по меньшей мере полтора месяца. Чтобы текст этой так называемой рукописи 1905 г. обрел форму брошюры, представленной Нилусом в Комитет по делам печати не позднее сентября 1905 г., ему потребовалось бы сначала довольно длительное время для перевода, затем — по установленному порядку — он должен был бы отправить рукопись в типографию и ждать, пока ее наберут, сверстают, отпечатают и сличат с оригиналом. На всю эту подготовку к представлению брошюры в цензурное ведомство потребовалось бы гораздо больше четырех месяцев.
В любом случае, как говорилось выше, копии «Протоколов» должны были бы оказаться в России задолго до 1905 г. Публикация в газете «Знамя» за 1903 г. — уже достаточное тому доказательство, но у нас есть еще и упоминание Степанова о том, что в 1895 г. он сделал гектографические копии, и свидетельство Глобачева из книги Бурцева о том, что в 1900 г. один из офицеров Петербургской охранки получил экземпляр рукописи от парижского агента. Если Нилус и имел рукопись с кляксой, которую княгиня Радзивилл, по ее словам, читала в Париже в 1905 г., значит, была дополнительная копия, попавшая к нему после того, как он подготовил текст книги, вышедшей в 1905 г.
Как бы то ни было, происхождение «Протоколов» остается загадкой, ибо нет пока никаких существенных данных, указывающих на того антисемита (или антисемитов) либо просто авантюриста (или авантюристов), будь то русский или француз, агент полиции или частное лицо, который в 80–90-х годах сфабриковал «Протоколы». Нет ясности и в том, кто переправил эту подделку уже в готовом виде тем лицам в России, которые могли быть заинтересованы в ее издании. Что касается курьеров, то они имели выбор: представить сей труд как искусную фальшивку, имеющую целью выставить евреев в дурном свете, либо, как поступили якобы в отношении Николая II и Нилуса, выдать его за подлинный сионистский документ, доказательство еврейского заговора.