Тайная полиция в России. От Ивана Грозного до Николая Второго

Тогда, пишет студент в своих мемуарах, он окончательно разуверился в «правде и справедливости», решив, что могущество охранки не знает границ. Полностью скомпрометированный, он решил получить в охранке высокооплачиваемую должность. Донос царит повсюду, но виноваты в том не он и не охранка. Виновата «та система, та среда правительства и общества, та жизнь, полная ненормальностей, которая толкает человека от революции к охранке и от охранки обратно к революции».

Хотя под действием угроз, психологического давления и подстрекательств многие радикалы шли на службу в охранку, имел место и обратный процесс — агенты охранки становились революционерами. Таким был чиновник охранки Л.П. Меньщиков (речь о нем пойдет ниже), который перешел в лагерь революционеров и разоблачил многих внутренних агентов. Кстати, американский писатель Линкольн Стеффенс, который многие годы работал репортером по расследованию актов коррупции в муниципальных властях больших городов, заметил, что полицейские и преступники, которых они преследуют, психологически весьма схожи.

Конечно, в России не только полицейские становились «преступниками» в том смысле, что примыкали к радикалам; случалось и обратное: «преступники» становились ревностными и убежденными полицейскими. Стеффенс не отметил этого обратного процесса в Америке — когда люди «вне закона» пополняли ряды полицейских. Для охранки это было вполне характерным явлением — порой лучшие агенты и офицеры начинали свою карьеру как убежденные противники царского режима.

Переход из одного лагеря в другой не означал больших изменений в работе. Оба лагеря опирались на тайные организации и использовали сходные методы. В обоих лагерях были беспринципные карьеристы, которые с легкостью меняли свои взгляды на противоположные. С другой стороны, среди перебежчиков встречались и всецело преданные делу люди, которые, разочаровавшись, начинали работать на врага. Разумеется, обе стороны активно пытались завербовать представителей другого лагеря, так как это давало огромные преимущества. Лестью и подкупом каждая из них многих заманивала в свои сети. Кроме того, были люди, оказывавшие услуги обеим сторонам.

Некоторые агенты целиком отдавались работе, будь то работа на полицию или на революционеров; главное — работа, а взгляды не имеют значения. Риск и опасность, постоянный обман — вот что их привлекало. Были люди (о них еще пойдет речь), которые наслаждались охотой, не осознавая, что сами являются добычей, а их мнимая жертва обведет вокруг пальца охотников из обоих лагерей.

Из-за постоянных перебежчиков полиция не могла доверять своим агентам, а также собранной при их помощи информации и донесениям. Что за информация поступает на Фонтанку? Правда это или провокация? Чтобы проверить агентов, донесения собирались из нескольких источников, а затем сравнивались.

V

Одним из способов получения информации являлась перлюстрация, т. е. тайное вскрытие и копирование почтовых отправлений. Это деятельность была преступной, ибо неприкосновенность частной корреспондеции охранялась законом. Устав уголовного судопроизводства (ст. 368 и ст. 1035) допускал выемку корреспонденции лиц, против которых было возбуждено уголовное преследование, но только с разрешения окружного суда. Жандармы должны были получить разрешение Министерства юстиции. Во всех остальных случаях Уложение о нказаниях грозило нарушителю ссылкой или тюремным заключением.

Тем не менее перлюстрация осуществлялась систематически и с давних времен. Екатерина II освятила эту практику секретным указом доверенному помощнику графу Безбородко. Ее сын Павел I повелел почт-директору Пестелю (отцу декабриста) наблюдать за перепиской ряда лиц. При Александре I существовала Секретная экспедиция при Петербургском почтамте, где вскрывались письма и пакеты из-за границы.

В проекте Бенкендорфа о создании «высшей полиции» перлюстрация признавалась необходимым делом. Параллельно с Третьим отделением этим же занималось Министерство внутренних дел. Во всеподданнейшем докладе министра князя А. Голицына вскрытию чужой корреспонденции были посвящены почти поэтические строки, резко контрастировавшие с сухим канцелярским слогом подобных документов. «Тайна перлюстрации, — писал Голицын, — есть исключительная принадлежность царствующего. Она освещает императору предметы там, где формы законов потемняют, а страсти и пристрастия совершенно затмевают истину. Ни во что не вмешиваясь, она все открывает. Никем не видимая, на все смотрит». Сохранился колоритный рассказ о том, как узнавали об этой тайне министры внутренних дел в конце XIX — начале XX в. На прием к вновь назначенному министру записывался седовласый старичок. Когда подходила его очередь, он с поклоном подавал запечатанный сургучом пакет. Вскрыв пакет, министр обнаруживал именной указ Александра III о том, что подателю сего документа дозволена перлюстрация на всей территории империи. Затем старичок запечатывал пакет и молча исчезал из кабинета, чтобы вновь появиться на его пороге после назначения нового министра.