Тайная стража России. Очерки истории отечественных органов госбезопасности. Книга 6

После ухода экспедиционной армии из Приморья японское правительство взяло курс на нормализацию отношений с Советским Союзом и в 1925 г. заключило двустороннее соглашение о возобновлении дипломатических и торговых контактов. Поскольку стратегической целью Японии являлся захват северо-востока Китая с дальнейшей экспансией в Юго-Восточную Азию и вытеснение оттуда Соединенных Штатов Америки, в соответствии с утвержденным в 1923 г. «Курсом национальной обороны империи» Токио стремился избежать войны с нашей страной[557]. Действуя в рамках этой доктрины, в 1922–1931 гг. военная разведка Японии активно участвовала в подготовке агрессии на материке, рассматривая деятельность по СССР как второстепенное направление и занимаясь главным образом сбором информации о военном и экономическом потенциале нашей страны, ее мероприятиях по укреплению позиций в Китае и Корее без проведения подрывных акций против Советского Союза в какой-либо форме.

Главными центрами японской военной разведки в советском приграничье до т. н. «маньчжурского инцидента» (1931 г.) являлись эвакуированные из нашей страны в 1922 г. с согласия фактического главы северо-востока Китая Чжан Цзолиня военные миссии в Харбине, Маньчжоули и Хэйхэ, а также резидентура Корейской армии во Владивостоке. В своей деятельности они опирались на членов японской диаспоры в Приморье и Северной Маньчжурии, отряды белых партизан, выводимую в Забайкалье и на Дальний Восток маршрутную агентуру из китайцев, корейцев, белоэмигрантов и контрабандистов, а также на информаторов среди служащих советских дипломатических и торговых организаций в Харбине и на КВЖД. Однако деятельность ЯВМ сковывали регулярные сокращения их штатов и недостаточное финансирование Военным министерством, массовый отток японских мигрантов с Дальнего Востока и из Забайкалья, а также разобщенность белоэмигрантских организаций в Китае. Кроме того, в 1924–1927 гг. советские органы государственной безопасности сумели перехватить линии связи Токио с владивостокским генконсульством и головной миссией в Харбине, в силу чего японская военная разведка лишилась большей части своих агентурных позиций в Приморье и Приамурье[558].

Хотя командование Квантунской армии дважды – в 1924 и 1927 гг., пыталось заручиться согласием Военного министерства на расширение разведаппарата в Советском Союзе за счет организации легальных резидентур на Дальнем Востоке, в Сибири и Забайкалье под прикрытием японских дипломатических и торговых представительств, вплоть до 1932 г. правительство уклонялось от реализации каких-либо предложений по усилению разведки на материке, опасаясь возможных дипломатических осложнений в случае разоблачения ее агентуры.

В целях расширения источников получения достоверной информации о СССР японская военная разведка наладила в 1919–1923 гг. тесное взаимодействие с генштабами Польши, Латвии, Эстонии, Финляндии, Франции и Германии, которые, как полагали в Токио, имели надежные агентурные позиции в СССР. Однако советские органы госбезопасности заблаговременно перехватили их разведывательные каналы, поэтому в 1922–1925 гг. передавали японцам специально подготовленную дезинформацию, содержавшую завышенные данные о численности личного состава, танкового и авиационного парков Красной армии, что, по замыслу советского руководства, должно было удерживать Токио от нападения на нашу страну[559].

Ситуация не изменилась и после учреждения в 1925 г. легальной резидентуры под прикрытием военного атташата при посольстве Японии в Москве. Практически сразу ее личный состав попал под плотное наружное наблюдение, шифропереписка военного атташе с 1927 г. перехватывалась и читалась Спецотделом ОГПУ, из его сейфа регулярно изымалась служебная документация, почта посольства и ВАТ перлюстрировалась при перевозке через Советский Союз, к сотрудникам была подведена агентура из военнослужащих Красной армии и лиц женского пола[560].