Тайная вечеря

— Вы очень тонкий наблюдатель. Вы многое прояснили для стоящего перед вами раба Божьего. Я перед вами в долгу, брат.

— Если вы спрашиваете, я обязан отвечать. Это обет, который я всегда исполняю.

— Как пост?

— Да, как пост.

— Я восхищаюсь вами, брат. Правда.

Свет вокруг нас все больше раздвигал сумрак, пробуждая окутанные тенями барельефы и орнаменты. Библиотекарь раздулся, как павлин, и отважился нарушить навязанное ему выжидание:

— Быть может, теперь вы позволите мне помочь вам с вашими загадками?

12

Я пока не знал, что ему ответить.

Помимо брата Александра я довольно часто общался еще с одним монахом монастыря Санта Мария, а именно с племянником приора Маттео. Это был еще совсем юный, но очень смышленый и любознательный для своего возраста мальчик. Возможно, поэтому юный Маттео не смог устоять перед соблазном расспросить меня о жизни в Риме, в великом городе.

И я поведал ему о дворцах и множестве церквей и монастырей, о которых он и представления не имел. То, что я услышал взамен, заставило меня усомниться в искренности библиотекаря.

Со смехом он рассказал мне, что лишь одно способно вывести из себя его дядю, приора.

— И что же это? — Я был заинтригован.

— Брат Александр и Леонардо, с засученными рукавами готовящие в кухне салат.

— Леонардо спускается в кухню?

От удивления я застыл с открытым ртом.

— Еще бы! Если только у него нет других дел. Когда маэстро нужен моему дяде, то тот знает, где его искать. Он может так ни разу и не обмакнуть кисть за целый день, но с удовольствием проводит по нескольку часов у печи. Вам известно, что во Флоренции Леонардо держал таверну, в которой он сам готовил?

— Нет.

— Он сам мне об этом рассказал. Она называлась «Знамя трех лягушек Сандро и Леонардо».

— В самом деле?

— Ну конечно! Он рассказывал, что открыл эту таверну имеете со своим другом, тоже художником, Сандро Боттичелли.

— И что же случилось?

— Ничего! Просто посетителям не понравились их овощные блюда и анчоусы, завернутые в капустные листья, как и лягушки, вырезанные из огурчиков и салата.

— А здесь он готовит то же самое?

— Ну... — Маттео снова заулыбался. — Мой дядя ему не позволяет. С тех пор как он приехал в наш монастырь, он только то и делает, что уничтожает припасы. Он говорит, что ищет меню для «Вечери», что кушанья на столе так же важны, как и лица апостолов... Вот уже несколько недель он потчует своих учеников и друзей за огромным столом, который поставил в трапезной. При этом они осушают монастырские винные погреба. [20].

— А брат Александр ему помогает?

— Брат Александр? — повторил мальчик. — Он в числе прочих усаживается за стол, чтобы угоститься. Леонардо говорит, что это помогает ему изучать их силуэты, а также изображать на картине то, что они едят. Но никто ни разу не видел, чтобы он занимался чем-либо другим, кроме уничтожения наших припасов. — Маттео весело расхохотался. — Честно говоря, — добавил он, — мой дядя много раз писал герцогу, протестуя против подобных злоупотреблений, но герцог не обращает внимания на эти жалобы. Если так пойдет и дальше, наши кладовые скоро опустеют.

13

Пятница, тринадцатое никогда не нравилась миланцам. Они больше других итальянцев были подвержены французским суевериям. Памятные события, которые объединяли пятый день недели со зловещей ролью Иуды на последней вечере, вызывали у них грустные ассоциации. Ведь именно в пятницу 13 октября 1307 года во Франции по приказу Филиппа IV Красивого были схвачены тамплиеры. Позже он обвинил их в том, что они не признавали Христа, плевали на распятие, обменивались непристойными поцелуями во время церковной службы и поклонялись странному идолу по имени Бафомет. Несчастье, постигшее орден рыцарей в белых плащах, так потрясло всех, что с этого дня все пятницы, тринадцатое стали считаться несчастливыми днями.

Тринадцатый день января 1497 года не был исключением.

В полдень небольшая толпа зевак собралась перед воротами монастыря Санта Мария. Многие из них, чтобы не пропустить сигнал, закрыли свои лавки на площади Версаро за собором, где они торговали шелковыми и шерстяными тканями или благовониями. Их нетерпение было очевидно. Весть, которая их сюда привела, звучала предельно ясно: еще до захода солнца раба Божья Вероника де Бинаско препоручит свою душу Творцу. Это предсказание она сделала с той же уверенностью, с которой предрекала многочисленные несчастья и прежде. Ее принимали при дворе многие принцы и несколько Пап. Уже при жизни ее считали святой. Два месяца назад она совершила свой последний подвиг, после чего была изгнана из замка иль Моро. Злые языки говорили, что она попросила позволения встретиться с донной Беатриче, чтобы возвестить ее роковую судьбу. Вне себя от ярости, принцесса приказала заточить ее в монастырь, чтобы та больше никогда не попадалась ей на глаза.