Читаем Тайная жизнь пчел полностью

Внезапно он перестал раскачиваться, и отвратительная ухмылка сползла с его лица. Он смотрел на мое плечо, его глаза сощурились настолько, что мало не закрылись. Я скосила взгляд, чтобы узнать, что привлекло его внимание, и поняла, что он смотрит на брошку-кита на моей футболке.

Ти-Рэй поднялся на ноги и приблизился, остановившись в двух шагах от меня, словно брошка подействовала на него подобно заклятию вуду.

– Где ты это взяла? – спросил он.

Моя рука невольно поднялась и коснулась маленького фонтанчика из стразов.

– Это Августа мне подарила. Женщина, что живет здесь.

– Не ври мне!

– Я не вру. Августа отдала мне ее. Сказала, что она принадлежала моей…

Мне страшно было говорить это вслух. Он ничего не знал об Августе и моей матери.

Его верхняя губа побелела – как всегда, когда он выходил из себя.

– Я подарил эту брошку твоей матери на двадцать второй день рождения, – сказал он. – Отвечай сейчас же, откуда ее взяла эта твоя Августа?!

– Ты подарил эту брошку моей матери? Ты?

– Отвечай мне, черт возьми!

– Это сюда моя мать отправилась, когда сбежала от нас. Августа сказала, что брошка была на ней в тот день, когда она приехала.

Он попятился к качалке, явно потрясенный, и осел на сиденье.

– Будь я проклят, – пробормотал Ти-Рэй так тихо, что я едва расслышала.

– Августа заботилась о ней в Виргинии, когда она была маленькой девочкой, – сказала я, пытаясь объяснить.

Он уставился в пустоту, в никуда. За окном, в разгар каролинского лета, солнце било в крышу его грузовика, зажигало верхушки изгороди из штакетника, почти скрытой под зарослями жасмина. Грузовик был забрызган грязью, словно Ти-Рэй метался, разыскивая меня, по болотам.

– Мне следовало догадаться, – качал он головой, бормоча так, будто забыл о моем присутствии. – Я искал везде, где только мог. А она была здесь. Иисусе, она была вот здесь вот!

Похоже, эта мысль потрясла его. Он мотал головой и оглядывался, словно думал, как и я: Готов биться об заклад, она сидела в этом кресле. Готов спорить, она ходила по этому ковру. Его подбородок мелко дрожал, и впервые до меня дошло, как сильно Ти-Рэй, должно быть, любил ее, какую рану нанес ему ее уход.

До приезда сюда вся моя жизнь представляла собой черную дыру, на месте которой следовало быть моей матери, и эта дыра сделала меня другой, заставляла меня вечно тосковать по чему-то. Но я ни разу не думала о том, что потерял Ти-Рэй и как эта потеря могла изменить его.

Я думала о словах Августы. Люди сильно меняются с течением времени – до неузнаваемости. Я не сомневаюсь, что поначалу он любил твою мать. Более того, я думаю, он перед ней преклонялся.

На моей памяти Ти-Рэй никогда не преклонялся ни перед кем, кроме Снаут, собаки, которую любил больше всех на свете. Но, видя его сейчас, я поняла, что он любил Дебору Фонтанель, и когда она его бросила, он озлобился.

Он с размаху воткнул нож в дерево и встал. Я посмотрела на торчащую рукоять, потом на Ти-Рэя, который принялся бродить по комнате, трогая разные вещи – пианино, вешалку для шляп, номер журнала на журнальном столике.

– Ты тут, похоже, совсем одна? – спросил он.

И я почувствовала: вот он, приближается. Конец всему.

Он шагнул прямо ко мне и попытался схватить за руку. Когда я ее отдернула, он размахнулся и ударил меня по лицу. Я и прежде не раз получала от Ти-Рэя по лицу – хлесткие, резкие пощечины, от которых делаешь быстрый ошеломленный вдох. Но это было нечто другое, вовсе никакая не пощечина. На этот раз он ударил меня в полную силу. Я услышала напряженный рык, сорвавшийся с его губ, когда удар достиг цели, увидела, как мгновенно выпучились его глаза. И ощутила запах фермы от его руки, запах персиков.

Этот удар швырнул меня назад, на Мадонну. Она с грохотом упала на пол – на миг раньше, чем я сама. Поначалу я не ощутила боли, но когда села и подобрала под себя ноги, боль взорвала мою голову от уха до подбородка. Она была так сильна, что я снова упала на пол. Я смотрела на Ти-Рэя снизу вверх, прижав руки к груди, и думала, что сейчас он схватит меня за ноги и поволочет на улицу, к грузовику.

Он заорал:

– Как ты смеешь меня бросать?! Хороший урок, вот что тебе нужно!

Я набрала в легкие воздуха, пытаясь успокоиться. Черная Мария лежала рядом со мной на полу, распространяя мощный запах меда. Я вспомнила, как мы умащали ее им – каждую трещинку и неровность, до полного насыщения и удовлетворения. Я лежала и боялась шевельнуться, остро осознавая, что нож по-прежнему торчит в подлокотнике кресла в другой половине комнаты. Ти-Рэй пнул меня, и его сапог врезался мне в голень, словно я была жестяной банкой на дороге, которую он точно так же мог пнуть просто потому, что она попалась ему на глаза.

Он встал надо мной.

Перейти на страницу:

Все книги серии Best Book Awards. 100 книг, которые вошли в историю

Барракун. История последнего раба, рассказанная им самим
Барракун. История последнего раба, рассказанная им самим

В XIX веке в барракунах, в помещениях с совершенно нечеловеческими условиями, содержали рабов. Позже так стали называть и самих невольников. Одним из таких был Коссола, но настоящее имя его Куджо Льюис. Его вывезли из Африки на корабле «Клотильда» через пятьдесят лет после введения запрета на трансатлантическую работорговлю.В 1927 году Зора Нил Херстон взяла интервью у восьмидесятишестилетнего Куджо Льюиса. Из миллионов мужчин, женщин и детей, перевезенных из Африки в Америку рабами, Куджо был единственным живым свидетелем мучительной переправы за океан, ужасов работорговли и долгожданного обретения свободы.Куджо вспоминает свой африканский дом и колоритный уклад деревенской жизни, и в каждой фразе звучит яркий, сильный и самобытный голос человека, который родился свободным, а стал известен как последний раб в США.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Зора Нил Херстон

Публицистика

Похожие книги

Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези