— Официально? Это значит, разведка будет помогать кому-то «загребать жар»? Даже попытка поделить успех с кем-то — это уже противопоказано нашим «мастодонтам» от разведки.
Как он был прав! Прошло чуть ли не пятнадцать лет, прежде чем эта проблема была решена. На официальном уровне.
— Михаил Иванович, — решительно предложил я. — Разрешите в рамках ГРАДа начать эту работу. Взять на себя заботу о некоторых заданиях по эмбарго во Внешторге, точнее — только в «Химмашимпорте»?
— Давай рискнем. Но терпи уколы и запреты от своих. Успеха тебе, Максим!
Я вышел из кабинета на подъеме. Еще не зная, как сложатся отношения во Внешторге, я искал работу широкого размаха. Доверие меня окрыляло.
Прежде всего я отписался по Угрю: подробно, аргументируя все мои действия и делая предположения о его шагах в отношении меня. Подводя итог моим контактам с Угрем в Токио, я за основу его интереса ко мне взял не контрразведывательную подозрительность, а сомнения в его душе, что он служит не тому «израильскому богу» и верному делу. В беседах с Угрем сквозила недосказанность, его что-то беспокоило, но он предпочел не раскрыться до конца.
Если Угорь — сотрудник ЦРУ, то его разговор о принадлежности к израильской разведке является «крышей». Она позволяет иметь контакт со мной не от имени злейшего врага советской разведки в лице ЦРУ, а от «нейтральной» спецслужбы. Если он действительно сотрудник израильской разведки, то нейтральность наших общих интересов, да еще под легендой, «оправдывает» его обращение ко мне. Весь вопрос в том, что он докладывает обо мне начальству: правду или полуправду? Естественен ли его скептицизм в отношении Израиля, точнее его идеологии?
Делая общий вывод, я предложил пока занять пассивную позицию в работе с Угрем, то есть наблюдать, фиксировать, накапливать факты. Исходить из того, что он ведет собственную, отличную от его шефов игру, рассчитывая на реабилитацию перед родиной и возможное возвращение в Союз, может быть в недалеком будущем.
— Угорь — возвращенец? Это же парадоксальная мысль! — В сердцах воскликнул Михаил Иванович, дочитав мою записку до конца. — Конечно, мысль слабо подкрепленная, но на уровне гипотезы…
— И даже неясных предположений, — продолжил я.
— …все же это рабочая идея, — парировал начальник, — иначе нам не за что зацепиться в этой возне с угрястым Угрем.
Вопрос не был горящим, визита Угря в Москву мы не ожидали, и Михаил Иванович именно поэтому согласился взять «парадоксальную» идею за рабочую.
— Не будем торопить события, и пусть будет так, если хочешь — по-твоему. Пока, конечно. Возвратимся к Угрю, когда будет вероятность встречи с ним. Где будут все документы о работе с Угрем? — спросил сам себя начальник. — Дело будет вести один из моих доверенных помощников здесь, в НТР. Но в контакт с ним ты входить не будешь. Все — через меня. В переписке ты выступаешь под именем «Тавр» — это ты хорошо придумал. Большего мой человек знать не должен. Я для тебя буду «Трувор». Итак, «Тавр — Трувор», именно в такой связке.
Доброе слово о «крыше»
Разведзадание по работе с позиции прикрытия предусматривало: использование возможностей «крыши» для выхода на фирмы и иностранцев с последующим привлечением их к сотрудничеству. Так создавался «инструмент» разведки — тот самый «снаряд» для преодоления эмбарго Запада.
Первое, что я сделал, — это засел за тщательное изучение характера работы «ХМИ». Разобрался в профиле работы отдельных контор, в тематике поручений на закупку товаров за рубежом. Все это привязывалось к странам, фирмам с точки зрения конкретных заданий разведки по их направлениям: химическому, электронному и так далее.
Главный ввод был: «крыша» — это не только ведомство, то есть весь Внешторг, но и нюансы работы ведомства, особенно те, где совпадали интересы разведки и Внешторга — выход на фирмы и бизнесменов.
По должности я занимал положение старшего инженера Технического отдела, который в шутку называли «Отдел тех», намекая на неосновной участок работы по сравнению с функциональными конторами, где делалась «коммерческая погода» объединения.
Казалось бы, этот участок работы мало пригоден для контактов с иностранцами. Дело в том, что представителей «Отдела тех» вообще на переговоры с фирмами не приглашали. Мы возились в основном с цифрами по пусковым объектам, нашими специалистами, которые выезжали в страны на приемку оборудования и еще с рекламациями — некачественными поставками из-за рубежа.
Рекламации? Стоп-стоп! Здесь что-то есть, что-то для меня. Рекламация — это минус в работе западной фирмы, ибо подрывался ее престиж в качестве изготовления оборудования. И я проштудировал все рекламации по фирмам за последние пять лет, сгруппировав их по странам, а не по видам оборудования. Среди рекламаций японцы выделялись лишь по одной позиции: очистные сооружения. Эврика!