Тайная жизнь шедевров: реальные истории картин и их создателей

Кажется, Николай Ге издевается над зрителем. Кадрирование нарушено, от фигуры центуриона, который указывает на место, где должны быть установлены кресты, остается только рука и часть ноги. Нижняя часть полотна выписана по меркам XIX века просто отвратительно, даже эскизы делали лучше. И откуда эти непонятные, совершенно нереалистичные и пугающие цвета?

Но почему тогда это полотно так приковывает наше внимание, почему из сотен картин в памяти остается именно она? Сам художник говорил об этом так: «Картина не слово. Она дает одну минуту, и в этой минуте должно быть все, а нет этого — нет картины».

Это похоже на удар электрическим током. Николай Ге, этот величайший реалист, мастер исторических полотен, в конце своей земной жизни избрал совсем другой путь. Он отказался от канонов изобразительного искусства своего времени, чтобы показать, какие эмоции можно вызывать просто сочетанием цветов, что фотографическая достоверность не нужна. Христос на картине художника находится на грани отчаяния. Он брошен, покинут, он один. И Ге намеренно с помощью кисти наносит на лик Спасителя растворитель, чтобы краски буквально каплями скатывались с его лица.

Интересны и фигуры разбойников; вначале о них, а потом уже про общую композицию. Татьяна Львовна Толстая, дочь великого русского писателя, впоследствии вспоминала: «Ге долго бился над крестами и вдруг решил написать картину без них. Осужденных привели на Голгофу. Они стоят в ожидании лютой казни. Христос в отчаянии и ужасе сжимает руками виски. Слева — „нераскаявшийся разбойник“; он обнажен, подчеркнуто телесен, на лице ужас — но это физический страх перед будущими муками. Справа — „разбойник раскаявшийся“, юный и печальный; он убит горем, оттого что жизнь прожита дурно…»

Перед нами три фигуры: Христос, осужденный без вины, и два разбойника. Какие яркие и сильные эмоции, насколько они разные! К слову, образы преступников были взяты живописцем из реальной жизни. Так, раскаявшийся грешник со своим умиротворенным лицом имеет сходство с женой художника, которая умерла в 1891 году. Николай Ге долго сидел у тела той, с кем прожил 35 лет своей жизни, зарисовывал выражение ее уже мертвого лица и поражался тому спокойствию, которое видел на нем. После того как художник закончил работу, в одном из писем он написал: «Одно хорошо, что это горе (смерть близкого) выпало мне, а не ей».

История с образом нераскаявшегося грешника тоже не менее интересна. В соседнем селе брат убил брата. Под впечатлением от увиденного художник писал: «Я побежал туда, куда шли все. У входа в избу мне показали труп убитого. Убийца был в избе, и народ не решался туда входить. Когда пришли понятые, я вошел вместе с ними. Убийца стоял в углу. Почему-то совершенно голый, вытянувшись, он топтался на месте и ноги держал как-то странно — пятками врозь. При этом он всхлипывал и твердил одно и то же слово: „водыци… водыци…“ В этом безобразном человеке просыпалась совесть. Он мне запомнился. Он мне пригодился для моего Разбойника…»

Такая вот эволюция чувства. Один преступник гневно смотрит на центуриона, он не хочет мириться со скорой смертью. Христос не смотрит никуда, его глаза закрыты, он на пороге отчаяния, и третий разбойник уже смирился, раскаялся и принял свою судьбу. Этот образ (судьбы) тоже есть на картине. В нем и проявляется весь глубокий символизм полотна. Посмотрите внимательно:

тень от руки центуриона и фигур Спасителя и двух преступников формирует собой копье. То самое копье судьбы, которым перед смертью пронзили сердце Христа.

А указывает эта тень на то место, где вот-вот будут воздвигнуты кресты.