А теперь смотрим на цветы в волосах утопленницы. Ведь это же снова отсылка к воспоминаниям художника. Украсив цветами, провожали в последний путь Фанни ее подруги.
А с запада к телу покойной уже слетаются вороны, падкие на падаль. Смотрим на линии, которые образуют летящие птицы и дым из трубки городового. Где они сходятся? Там, где находится лоно покойной.
Перед нами не смерть, а новое рождение. Нет картин тления и бренности тела, ведь душа бессмертна.
Проститутка Фанни отказалась от денег, сбежала из студии, когда узнала, что с нее пишут образ Девы Марии. Она считала себя погибшей, порочной, недостойной. Но билет в Рай уже после смерти ей выписал художник Василий Перов, создав свой шедевр. И образ безвестной московской набожной проститутки превратился в одну из самых трогательных и лиричных картин русского изобразительного искусства XIX века.
Уже за одно это полотно Василия Перова можно считать гением, но это было только начало. Художник создал еще не один шедевр. Для меня это портрет Достоевского и «Христос в Гефсиманском саду», но об этом уже в следующей книге.
Глава 11
Против всех
История далеко не всегда бывает справедлива. Нам кажется, что время все расставит по своим местам и отметет шелуху, оставив только настоящие произведения искусства. «Кажется» в последнем предложении, пожалуй, самое важное слово. У вечности нет никаких намерений относительно нас. И как ни горько сознавать это, но так и есть. Столько в истории незаслуженно забытых или полузабытых художников, писателей, музыкантов… Последнюю главу я хочу посвятить тому живописцу, которого считаю величайшим мастером изобразительного искусства из всех когда-либо живших в России.
В залах Третьяковской галереи, где сегодня выставлены его картины, почти нет людей, экскурсии проходят мимо (спешат к Репину), забредет кто-то, но у его главной картины надолго не остановится. К слову, я и сам познакомился с ней случайно. Не на уроке мировой художественной культуры, не на занятиях в институте. Эту картину, которая въелась в сознание и больше никогда не отпускала, я встретил ненароком. Просто полотно «Голгофа» кисти Николая Ге было использовано в качестве оформления обложки одного из изданий «Мастера и Маргариты» Михаила Булгакова.
Книга у меня давно была уже в нескольких экземплярах, но пройти мимо этого издания я просто не мог. Потратил на него свои скромные студенческие деньги, лишив себя обеда, приехал домой и стал разглядывать обложку. Была в ней какая-то тайна, что-то завораживающее. Никогда ничего подобного я не видел у передвижников, этих мастеров реалистического искусства. И правда, смотришь на картину «Петр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе», а потом на «Голгофу», и сложно представить себе, что это произведения одного и того же человека.
Почему так вышло, что этот художник французского происхождения со странной фамилией Ге, за свои последние полотна получавший только негативные отзывы критиков, перебравшийся из столицы в деревню, где работал печником, так упорно продолжал свои эксперименты в живописи, почему его не отпускала история Христа, и он стремился сделать все, чтобы его картины буквально кричали? И почему Лев Толстой, вообще отрицавший существование Сына Божьего, увидев «Распятие», обнял художника и, расплакавшись, повторял только одно: «Так все и было… Так все и было на самом деле…»?
Прадед Николая Николаевича Ге бежал в Россию из Франции во время революции 1789 года и поселился в Воронежской губернии. А его правнук сам стал одним из главных революционеров в русском изобразительном искусстве. В начале 60-х — 70-х годов XIX века его картины поражали зрителей своим натурализмом. В них был настоящий вызов эпохе и устоявшимся ценностям. Смотришь на картину «Тайная вечеря» и понимаешь, насколько это полотно не соответствует канонам отечественного искусства того времени.
Учеников Христа художник сделал отщепенцами, самому Спасителю придал черты политического эмигранта Герцена.
Полотно осудил Священный синод, но публика и представители академии были в восторге. Николаю Ге сразу присвоили статус профессора. В один момент он получил славу и признание, а через несколько лет вместе с Иваном Крамским стал одним из основателей общества передвижников.
Успех его исторических полотен был огромен. За право купить его картину «Петр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе» император Александр II спорил с Павлом Третьяковым. В итоге все решилось мирно. С разрешения мецената художник написал точную копию полотна специально для самодержца. Казалось, Ге мог наслаждаться успехом, писать картины, которые бы соответствовали вкусам публики, но он выбрал другую дорогу.