Долгое время он только копировал, шел по стопам своего кумира. Теперь судьбой за него был сделан выбор: у него больше не было времени учиться. Приступы кашля повторялись все чаще, петербургский климат не способствовал выздоровлению. Но Флавицкий упорно не следовал рекомендациям врачей и продолжал работать над картиной.
«Княжна Тараканова» — бесспорный шедевр, одна из самых удивительных картин в русской живописи. Но часто об этом полотне рассказывают неправильно: сначала говорят о главной героине и ее судьбе и только потом упоминают Флавицкого. Но сюжет картины условен. Флавицкий выбрал его лишь по той причине, что в Академии классическими считались две тематики: религиозная и историческая. Рамки второй были куда шире.
Сразу разберемся с первым вопросом. К истории картина не имеет никакого отношения. Княжна Тараканова умерла не от наводнения и никак не могла остаться в камере одна: она была политической преступницей, за ней следили 24 часа в сутки. А как же еще! Она хотела отобрать власть у Екатерины Великой, которая сама незаконно захватила трон.
Флавицкому же нужно было показать совсем другое. И вот тут мы должны обратить внимание на все множество мелочей, представленных на этом полотне. Начнем с самого главного, с того, что сразу бросается в глаза. Это кружка и хлеб, которые стоят на столе у кровати. Присмотритесь внимательно: они прозрачные. Сквозь них мы видим и стол, и стену камеры.
Возникает ощущение призрачности, эфемерности происходящего. Флавицкий, сюжеты картин которого почти всегда так или иначе были связаны с религией, и в этом произведении не стал уходить от христианских аллюзий. Хлеб и вино (может быть, и вода, Христос ее в вино превращал) — тело и кровь — растворяются в воздухе. Перед нами возникает символ ускользающей жизни. Он повторяется и в образе крыс, которые пытаются спастись от потопа на кровати княжны.
Да все в этой картине тянется к ее фигуре. В ней заключается, пожалуй, главная загадка этого полотна. Ее платье совсем не похоже на рубище.
Это можно объяснить традициями академизма: красота должна была существовать везде, ведь художник изображал не реальную, а идеальную картину мира.
Впрочем, даже в цветах ее костюма есть определенный символизм.
Белый, по христианской традиции, считается символом чистоты, а красный — символом мученичества. И получается странное изображение. Вместо смерти авантюристки, никогда не отличавшейся особыми добродетелями, Флавицкий изображает смерть святой. Но и здесь есть детали, на которые следует обратить внимание.
Вполне естественно, что художник, когда жил в Риме и работал над «Христианскими мучениками на арене Колизея», не мог обойти вниманием творения Джованни Лоренцо Бернини, и в особенности две потрясающие скульптурные работы итальянского мастера — «Экстаз святой Терезы» и «Экстаз блаженной Людовики Альбертони».
Самое интересное в этих произведениях то, что религиозный и телесный экстаз в них представлены как единое целое. Перед нами не монахини-затворницы средних лет, а красивые молодые девушки, которых переполняют эмоции. Такова и княжна Тараканова на картине Флавицкого. Запрокинутая голова, закатившиеся глаза, приоткрытый рот, полные губы, пальцы, царапающие стену. Похоже на муку, только далеко не предсмертную, со вполне сексуальным подтекстом. Зигмунд Фрейд бы ликовал!
Но перед нами не пошленькое произведение с эротическим уклоном, служащее для украшения гостиной, как, например, картина Фрагонара «Девочка с собачкой». В «Княжне Таракановой» мы видим единство души и тела, трепет на пороге новой жизни. Это перерождение, экстаз, полет души, вырвавшейся из темницы.
Посмотрим на композицию полотна. Это темница, но нет ощущения замкнутого пространства. Этого удается добиться благодаря великолепной прорисовке зеркально гладкой поверхности воды, которая заполняет камеру. К слову, это совершенно нереально. Но реальность тут и не нужна, ведь перед нами аллегория.
Если бы Флавицкий хотел изобразить страдание, то вода бушевала бы в камере, тем самым передавая все страхи и тревоги героини. Но здесь другое.
Мы смотрим на тень на стене, которую отбрасывает тело княжны. Обратите внимание, как силуэт устремляется вверх. Перед нами как будто начало полета.
С противоположной стороны мы видим разбитое окно, в которое вместе со светом устремляются бушующие потоки воды. Вода и свет становятся единым целым. Вода заливает камеру, свет окутывает княжну, овладевает ей, как на картине Рембрандта «Даная». Да, это не смерть, это перерождение — не главный страх Флавицкого, а последняя его надежда.