Тайник на Эльбе

- Кребс признался Дитриху в следующем. Не так давно его вызвали к директору завода. Он явился, но Кюмметца в кабинете не оказалось. Вместо него за столом сидел незнакомый человек. С полчаса опрашивал Кребса - кто он, откуда родом и все такое. Потом вынул и дал подписать бланк обязательства о неразглашении государственной тайны. Кребс пробовал было возражать, но ему показали удостоверение сотрудника гестапо. Собеседник сказал: "Может случиться, что кто-нибудь спросит, не приходилось ли вам выдавать два сварочных аппарата, ночью, по записке дежурного инженера. Так вот, если будет задан такой вопрос, ответить надо утвердительно. Вы скажете: да, выдавал, и получали их какие-то военные".

Тревога Шуберта росла. Уже посвященный в задание, которое выполнял разведчик, он начинал догадываться, почему тот завел такой разговор с кладовщиком.

Между тем Шталекер продолжал:

- Кребсу приказали немедленно позвонить в гестапо, если появится человек, который будет интересоваться сварочными аппаратами, запомнить его и подробно описать. Вот и все. Как утверждает Дитрих, Кребс напуган, растерян. Поэтому и обратился к своему дружку, чтобы тот посоветовал, как ему быть.

- Что же сказал Дитрих?

- Что он волен поступать, как велит ему совесть.

- Правильно. Ведь это может быть и провокацией.

- Так подумал и Дитрих.

- Но Кребс еще не звонил туда?

- Нет. Сказал, что подумает денек. А впрочем, кто знает?..

- Кто знает... - задумчиво повторил Шуберт. Он помолчал. - А что он за человек, этот кладовщик?

- Дитрих давно над ним работает. Отзывается хорошо. Говорит: честен, прям, ненавидит нацистов... Теперь еще одно.

И Шталекер рассказал о человеке с газетой.

- Да, новости, - поморщился Шуберт. Он встал. - Где Краузе?

- Не знаю.

- Надо его отыскать.

- Сейчас?

- Да.

- Быть может, отложим до завтра? Глядите, уже вечер.

- Нет, нет, сейчас же, - сказал Шуберт. - Положение очень серьезное.

- Тогда я отправлюсь. - Шталекер тоже встал.

- Идите и передайте ему все то, что сообщили мне. На всякий случай, на самый крайний случай скажите, что через два часа я буду на второй квартире.

- У железнодорожного моста?

- Да. Учтите: Краузе в большой опасности. Предупредите его - он ни в коем случае не должен встречаться со сварщиком Висбахом. Ни при каких обстоятельствах!

- Ясно. Иду.

- Погодите. - Шуберт взял товарища за рукав. - На все даю вам один час сроку. Сюда больше не приходить. Позвоните. Вы знаете как? Номер помните?

- Да.

- Телефон в этом доме... Мне передадут. Вам надо будет сказать: "Курт здоров", и я пойму, что все в порядке.

Шталекер направился к выходу. Шуберт остановил его у двери.

- Все-таки надо рискнуть, Отто. Повидайте Дитриха, и если он не будет возражать, пусть скажет Кребсу, чтобы тот покуда помалкивал о своем разговоре с шофером Губе. Повторяю, это риск, но на него надо пойти.

- Я тоже так думаю.

- Значит, условились. - Шуберт взглянул на часы. - Сейчас восемь без нескольких минут. В девять жду звонка. В девять, не позже. Если не найдете Краузе, не звоните.

Шталекер ушел.

Шуберт взволнованно заходил по комнате. Он понимал, что после беседы с Кребсом разведчик мог рискнуть и на встречу с Висбахом, А тот сейчас выглядит весьма подозрительно. В самом деле, если гестаповцы не приезжали на завод за сварочными аппаратами, а кладовщик этих аппаратов не выдавал, то ими, естественно, не мог работать и Макс Висбах там, в тайном хранилище. Как же быть с его рассказом Георгу Хоманну?.. Только бы успел Шталекер, только бы успел!

А время шло. Час, который был дан Шталекеру на розыски разведчика, истекал. Тревога Шуберта росла. Не давала покоя мысль: быть может, в эти минуты Краузе разговаривает со сварщиком Висбахом. Или - разговор уже состоялся, и Висбах, если он предатель, уже докладывает обо всем своим хозяевам. Из ворот здания гестапо выезжают машины - в них люди, которые должны схватить Краузе...

Бум! - гулко пробили часы в углу, будто ударили по нервам. Бум!.. Бум!..

Девять ударов.

А звонка нет. Где же Шталекер? Вдруг и с ним несчастье? Вдруг перехватили по дороге?..

Шуберт все так же ходил по комнате. Сейчас, в минуты томительного ожидания, вспомнилась почему-то вся жизнь. Он видел себя за школьной партой в Гамбурге, где прошло его детство, потом в далеком Веймаре там, в университете, молодой Шуберт слушал курс естественных наук. Вот он в окружении студентов жарко спорит в одной из пивных города. Тема только что купленная газета с телеграммой об убийстве в Сараево эрцгерцога Фердинанда. Будет война или нет? А если будет, то чем кончится? Победит ли народ? Сбросит ли наконец ярмо угнетения и рабства?..

И - война. Как в хронике, мелькают кадры. В еще не обмятой, пахнущей нафталином шинели шагает он в строю солдат, а по сторонам беснуется толпа - их забрасывают цветами, лентами... Так для него началась война. Совсем иначе закончилась. С русского фронта он вернулся в вагоне с решетками - за братание с солдатами противника, за агитацию против войны он осужден. Был приговорен к расстрелу, но меру наказания смягчили - он кавалер двух орденов за храбрость.