Тайник в Балатонфюреде

— А раз верно — то Лайоша похитили, это к бабке не ходи. Похитили те, кто прослушивал его телефон, был в курсе, где и с кем он будет встречаться; они же брякнули дорожной полиции — чтобы задержать Тамаша на то время, что им понадобилось, чтобы похитить полковника Темешвари. И что-то, ты понимаешь, подсказывает мне, что похитили его совсем не для того, чтобы оставить в живых…

Генерал тяжело вздохнул, и, сев в свое кресло — опять взял в руки донесение подполковника Румянцева. Ещё раз прочитав его, он поднял глаза на Левченко, и прогнав с лица печальную тень — произнёс:

— Значицца, так. Странника нашего на Тамаша выводить не будем — тот после звонка Лаци, как ты говоришь, засветился, его те, кому это положено, в любом случае взяли на поводок — если до этого уже не держали, так что, рано или поздно, но нашего парня те, что играют за чёрных, идентифицируют; сам понимаешь, чем ему это может грозить. В Дёндёштарьяне Одиссею ни о каком Лайоше Темешвари никого расспрашивать ни в коем случае не следует — по той же причине; пусть отыграет свою роль виноторговца, и не более того. Городок этот, как я понимаю, маленький, скорее даже деревня — так? — Левченко молча кивнул, — а значит, происшествие это и так будет у всех на устах. Наш парень в любом случае что-то узнает — просто из разговоров на улицах, в конце концов. Передай ему, пусть там поживёт денька три-четыре, пусть найдет пару винных погребков, вина пусть попьёт, разговоры поразговаривает, вспомнит времена СЭВа, его, в отличие от Варшавского договора, в наших бывших протекторатах вспоминают с удовольствием… В общем, пусть послушает людей, никак себя не выдавая.

Левченко удивлённо спросил:

— И всё?

Калюжный кивнул.

— И всё. Есть, ты понимаешь, у меня надежда, что тот, кто Лаци дал какую-то важную информацию — да такую важную, что полковник Темешвари решил плюнуть на все нормы безопасности и даже ценой своей жизни нам её сообщить — нашего странника САМ найдёт…

* * *

О как! Вчера велено было землю носом рыть — а сегодня, наоборот, велено расслабиться и наслаждаться жизнью! При этом продолжать строить из себя виноторговца. Воистину — неисповедимы пути Господни…

Выехал он, как и планировал, в половину девятого утра — благо, номер сдавать никому не пришлось, достаточно оказалось просто оставить ключи на стойке пустой (видно, давешняя девица славно отдохнула ночью!) рецепции. Машину он вчера оставил в соседнем дворе — в святой уверенности, что вряд ли кому-то захочется вскрыть его древнюю «жигуляку». Так оно и оказалось — правда, пришлось минут десять искать ключницу, дабы та отперла закрытые на ночь ворота. Мельком глянув на экспозицию бронетехники, живописно разбросанную среди деревьев старого парка, окружавшего здание музея Словацкого национального восстания, Одиссей только вздохнул с огорчением — вот так всегда, самое интересное посмотреть и не довелось…

Выехать на семьдесят седьмое шоссе оказалось проще простого — ну а дальше дорога вывела его к венгерской границе, каковую они вдвоём с «жигуличкой» и пересекли в половину десятого утра. Дальше, правда, пришлось немного поблукать по дорогам вокруг Будапешта — за те десять лет, что он не был в Венгрии, их изрядно понастроили — но все же к полудню удалось вырулить на автостраду, идущую на восток — уплатив на заправке полторы тысячи форинтов за матрицу.

Съезд на Дёндёш оказался в двенадцати километрах от Хатвана. Одиссей бодро свернул направо, нырнул под мост — и вот она, старая дорога на Мишкольц, разжалованная в муниципальную трассу номер три. До Дёндёша тут ехать всего нечего, ну а там нам нужна будет улица генерала Дамьянича — которая и должна вывести его на дорогу на Дёндёштарьян…

Мэрия Дёндёша оказалась ещё той консерваторией (в смысле — прибежищем консерваторов) — в городке, с дореволюционных, по ходу, времен, сохранилась и улица Пушкина, и улица Первого мая — к тому же укомплектована эта мэрия была, судья по всему, людьми, не лишёнными чувства юмора: в городе обнаружилась улица Эсперанто! Да и улица Пушкина здесь была не просто так — как писали года два назад газеты, в здешнем университете имени Роберта Кароя был установлен бронзовый бюст Александра Сергеевича, специально привезенный из Москвы. Хотя, исходя из каких резонов это было сделано — убей Бог, не пойму. Стихи Пушкина на венгерском сейчас вряд ли кто-то здесь читает… Скорее, это такая дёндёшская фига в кармане столичным снобам: дескать, у вас там в Будапеште процветает русофобия, так вот мы вам — в отместку!

А вот и улица генерала Яноша Дамьянича; она нас в нужную сторону и выведет — вдоль бесконечных рядов виноградников, на юг от дороги уходящих за горизонт, а на север — утыкающихся в горный массив Матры. Да, ничего не скажешь, местность здесь сугубо винодельческая — сырья с этой лозы не на один завод хватит!

На выезде из Дёндёша его застал звонок Левченко.

— Саня, ты уже на месте?

— Пока нет, но минут через пятнадцать, думаю, буду.