Когда он засыпал, ему снилась война, снились те долгие дни, когда он в составе разведроты пехотного полка в общей колонне топал на Берлин, продуваемый ветром и поливаемый нудным проливным дождем. Когда он просыпался, то старался прогнать воспоминания о войне, и тогда ему виделось детство и юность, детский дом на Интернациональной, где он вырос.
Звереву вспомнилось и многое из того, что случилось с ним уже после войны. Служба в милиции, погони и слежки, засады и перестрелки. Потом он вспоминал своих женщин. С кем-то из них он просто проводил одну ночь, с кем-то ночные встречи повторялись. Женщины Зверя… сколько же их было? Он попытался вспомнить и посчитать, но не смог. Самые продолжительные отношения ограничивались, как правило, одним-двумя месяцами. Он с легкостью заводил знакомства и так же легко их прекращал. Ему это нравилось, и он не хотел ничего менять.
Но тут перед ним возникал образ Саши. А было ли у них что-то, что могло их объединить? Зверев изо всех сил пытался найти ответ на этот вопрос.
С Сашей они не общались уже больше недели. Всякий раз, когда, придя домой, Павел слышал телефонную трель, он напрягался, а когда девушка робко намекала на встречу, придумывал подходящую отговорку. Один раз он не выдержал и повысил голос. Она не ответила на грубость, только сказала что-то вроде: «Прости, я все понимаю…» Это вызвало у Зверева чувство, близкое к отчаянию. Он не привык, что с ним так поступают! Он привык к дежурному «какая же ты сволочь, Зверев», поэтому растерялся и так и не нашел что ответить девушке.
Утром, отправившись на работу, он прихватил зонт и, как ни странно, прибыл в Управление вовремя. То, что в такую погоду Зверь явился на службу к положенному часу, вызвало у сослуживцев целую бурю предположений. Но Звереву было наплевать на сплетни. Он заперся в своем кабинете и наконец-то сам позвонил Саше. Они договорились о встрече в семь часов, и Зверев вдруг почувствовал, что он этому по-настоящему рад.
День длился бесконечно долго. Павел пытался работать, но в голову ничего не лезло. Он просто дождался вечера и покинул Управление, даже не отпустив дежурной шутки в адрес секретарши Корнева Леночки Спицыной.
Они встретились у краеведческого музея и, прячась под зонтиками, побежали по лужам в сторону заведения под названием «Погребок».
Белые скатерти, на столах салфетки и набор для специй, под потолком подвесная люстра с висюльками «под хрусталь». Зверев здесь ни разу не был, но много слышал о том, что здесь уютно и хорошо кормят. Они заказали по салату из овощей, две солянки и фирменные «котлеты по-рыбацки» с картофельным пюре. Отдельно Зверев заказал бутылочку белого ставропольского вина. Среднего возраста полноватая официантка быстро принесла заказ.
Саша принялась рассказывать что-то веселое, потом, как обычно, перешла на любимые темы. На этот раз она рассказывала о новых фактах, способных пролить свет на тайну исчезновения Кхмерской империи[31].
Зверев молча ковырял вилкой остывшую котлету. Ему вновь вспомнился детский дом…
Маленький Пашка Зверев считался среди детдомовских пацанов не просто задиристым – он был настоящим сорвиголовой, каких мало. Он дрался всегда – по поводу и без. Как-то раз, будучи десятилетним пацаном, у окон пищеблока Пашка увидел троих ребят. Те поймали дворовую кошку и пытались забросить ее на дерево. Кошка цеплялась когтями за ствол, при этом громко орала, а ее мучители смеялись и тут же доставали бедную животину граблями.
Пашка был огорошен. Он не понимал, почему кошка не убегает. Позже он узнал, что у животного были сломаны все четыре лапы.
Эти трое изуверов были из числа «старшаков» – так называли ребят, которым воспитатели отдавали на перевоспитание самых непослушных, или, как было принято говорить, «трудных» ребят-детдомовцев.
Пашка, увидев страдания бедной кошки, тут же вырвал из старого забора штакетину и бросился в бой.
Об этой драке под окнами пищеблока потом долго вспоминали. Все трое «старшаков» угодили в лазарет, а Пашку в качестве наказания уложили спать не на простыню, а на крапиву. Всю ночь он ворочался, стиснув зубы, но не издал ни единого стона. Утром Пашка отправился к месту вчерашней драки и в мусорном контейнере отыскал уже мертвую кошку. Умерла ли она от ран или позже ее добили, Пашка так и не узнал. В тот день он выбрался с территории детдома через лаз в заборе и зарыл дохлую кошку на склоне холма у реки. Потом долго сидел, смотрел на воду и тихо ревел. Это был первый и единственный случай, когда Пашка Зверев плакал…
– Ты меня слушаешь? – прервала воспоминания Зверева Саша. – Опять думаешь о работе?
Зверев только сейчас понял, что совершенно забыл про работу. Однако Саше он сказал другое:
– Прости, есть немного.
– Может, тогда ты что-нибудь расскажешь?
Рассказывать про события последних дней, связанные с ликвидацией банды Лощеного, Звереву не особо хотелось, поэтому он предложил:
– А знаешь… расскажи мне о своих родителях. Ты ведь никогда мне о них не рассказывала.
Саша рассмеялась: