Она вытащила палец изо рта, указывая на брата. Впервые за долгое время Элинор увидела на губах дочери подобие улыбки.
– Эдвард, дай ей подержать брата. Ей хочется его покачать.
– Сомневаюсь, что это безопасно, – ответил он, крепче сжимая сына.
– Это вполне безопасно. Я рядом, – сказала Элинор, чувствуя закипающую ярость. – Я помогу ей держать Джимми.
Чего испугался муж? Того, что Мейбл ненароком заразит Джимми? Но это же полная нелепица. Ужас какой. У бедняжки Мейбл и так отняты все радости жизни, а Эдвард готов отказать ей и в этой крупице счастья. Потом он заберет у нее и Пруденс из страха, что эпилепсия может перейти на куклу.
Супруги застыли, глядя друг на друга. Затем Мейбл радостно потянулась к Джимми, выпустив из рук Пруденс. Мучительность и отчаяние этой сцены, должно быть, подействовали на Эдварда. Он опустил маленькое, теплое, извивающееся тельце сына на колени Мейбл. Элинор придерживала обоих. Джимми неуклюже лежал на коленях сестры, похожий на большую, толстую куколку бабочки. Младенец затих и жадно смотрел на лицо Мейбл.
– Малыш! – крикнула Мейбл и засмеялась.
– Его зовут Джимми, – напомнила ей Элинор. – Маленький Джимми.
– Джим, Джим, Джим, Джим, – повторила Мейбл.
Она наклонилась и с такой нежностью поцеловала брата в лоб, что Элинор почувствовала подступающие слезы. Как быстро дочь растеряла навыки беглой речи. Проклятая болезнь вновь сделала ее разум младенческим. Долго ли ждать, пока Джимми начнет превосходить Мейбл в умственном развитии?
– Так, – нарушила идиллию мисс Картрайт-Джонс. – Боюсь, Мейбл пора принять очередную дозу бромида.
– Уже? – удивилась Элинор.
– Доктор велел неукоснительно придерживаться расписания приема лекарства. Это стабилизирует концентрацию бромида в ее крови. Сейчас она получает максимальные дозы, и каждая задержка крайне нежелательна. Я должна дать ей лекарство.
– Но лекарство не приносит ей никакой пользы, – возражает Элинор, давясь словами. – Так зачем мучить ребенка?
Она посмотрела на Эдварда, однако муж отвернулся, не желая встречаться с ней взглядом.
– Разумеется, она должна немедленно принять лекарство, – сказал он.
Мисс Картрайт-Джонс застыла с кружкой в одной руке и ложкой в другой. Лицо няни начало краснеть. Она не собиралась сдаваться.
– Я выполняю указания доктора. Без его разрешения прекращать прием лекарства опасно. Неужели не понятно, что это нарушит хрупкое равновесие?
– Вот именно, – с оттенком суровости подхватил Эдвард. – Элинор, мы не можем решать это сами.
Эдвард забрал Джимми с колен Мейбл.
– Нет! – закричала Мейбл. – Нет, нет, нет!
Не выдержав, она заплакала.
Мейбл все-таки усадили на стульчик для кормления. Няня попыталась напоить ее смесью, однако малышка отчаянно мотала головой, плотно сжав губы.
– Дорогая, не упрямься, – уговаривала ее Элинор. – Потом заешь невкусное лекарство большой ложкой меда.
– Нет! – кричала Мейбл. – Мне больно. Не хочу лекарства.
Но затем мисс Картрайт-Джонс с молниеносной скоростью запрокинула ей голову, насильственно открыла рот и втолкнула туда ложку смеси. Мейбл поперхнулась. Мисс Картрайт-Джонс плотно сжала ей губы, отчего костяшки ее собственных пальцев побелели. Мейбл кашляла и задыхалась, ее лицо покраснело, черты исказились. Из уголков рта вытекали капли ненавистного лекарства.
– Нет, Мейбл, нет! – не отступала мисс Картрайт-Джонс. – Ты все проглотишь.
Она грубо собрала ложкой капли лекарства на платье Мейбл и запихнула их девочке в рот. Потом начала заталкивать туда новые и новые порции. Мейбл выла, кашляла и фыркала. Ненавистный бромид сочился между плотно сжатыми пальцами мисс Картрайт-Джонс.
– Идем! – прорычал Эдвард, увлекая за собой Элинор. – Не будем мешать няне выполнять ее обязанности.
Элинор позволила себя увести. Зрелище кашляющей и рыгающей Мейбл было невыносимым. Дочь пыталась повернуться к ней, протягивала руки, глядя, как родители молча уходят, кричала:
– Мама, мама!
Отчаянные крики Мейбл сопровождали их в коридоре, на лестнице, в передней, будоража и раня каждую клетку в теле Элинор.
Эдвард повернулся к ней. В глазах сверкнула ярость, какой она никогда не видела прежде.
– В моих генах этого нет! – бросил он жене.
– Хочешь сказать, что это от меня?
Он не ответил, плотно сжав губы. Он весь дрожал. От гнева? От душевной боли? Этого она не знала. А Эдвард с Джимми на руках наклонился, чтобы погладить подбежавшего Байрона.
– Эдвард, это вряд ли поможет, – сказала Элинор, смотря, как он ласкает пса. – Эти попытки разделить вину. А вот новое освидетельствование может помочь. Я хочу, чтобы Мейбл осмотрел другой врач. Слышишь, Эдвард? Так продолжаться не может.
Последнюю фразу она произнесла дрогнувшим голосом и выскочила в сад, уже не справляясь с потоком слез.
Скрип двери выбивает Элинор из забытья. Дверь распахивается. Вбегает Байрон, весело помахивая обрубком хвоста и высунув язык. Он тычется мокрым носом в ее ладонь, требуя ласки.