Тайное дитя

В поезде он пытался морально подготовиться к встрече, но увидеть Портера во плоти после всех этих лет равнозначно удару током.

Портер поднимает дрожащую руку и издает звук – что-то среднее между возгласом и стоном.

– Капитан Хэмилтон? Сэр?

– Да, хотя теперь меня называют профессором Хэмилтоном.

– Сэр, неужели это вы? Вы приехали!

– Да, Портер, это я. Приехал тебя навестить. Я очень… виноват.

Эдвард оглядывается в поисках стула, находит, пододвигает и садится рядом с Портером.

Портер усмехается. Мышцы на одной стороне лица движутся в попытке улыбнуться.

– Вы виноваты?

Рука Портера снова падает на колени.

Эдвард набирается мужества, чтобы смотреть Портеру в лицо. Парень уже давно отказался от маски. По его словам, она давила на лицо и добавляла боли. Так он объяснял Эдварду, когда они виделись в последний раз. Это было еще до женитьбы на Элинор и до того, как Портер перебрался жить сюда – в центр Красного Креста для раненых героев войны, разместившийся на территории колонии Хит. Эдварду и тогда было тяжело смотреть на лицо Портера. Сейчас, через столько лет, это вызвало настоящий шок. Одну половину лица целиком снесло снарядом, оставившим зияющую впадину на месте щеки и глаза. Если бы понадобилась пластическая хирургия, Эдвард с готовностью оплатил бы любую операцию, однако даже самые опытные хирурги, осмотрев парня, заявляли о невозможности восстановления. Вторая половина лица Портера обезображена ожогом. Кожа здесь натянутая и блестящая, исчерченная вдоль и поперек выступающими линиями шрамов. Второй глаз чудом уцелел, хотя видит плохо. Эдвард знает: под одеждой Портера скрывается такая же обожженная и изуродованная плоть. Парня одолевают неутихающие боли, и его жизнь являет собой непрекращающийся ад. В то время как остальной мир стремится забыть войну, оставив ее за спиной, и все настойчивее ищет богатства и развлечений, Портер и подобные ему оказались на обочине жизни. Им никогда не убежать от трагедии, которую война обрушила на них.

– Надеюсь, здесь с тобой хорошо обращаются, – говорит Эдвард, когда вернувшаяся медсестра приносит им чай и фруктовый рулет.

Эдвард наливает чашку чая, отрезает ломтик рулета и протягивает Портеру.

– Как с королем. – Эдвард ощущает попытку Портера улыбнуться. Говорит парень с явным трудом, медленно и нечетко. – Спасибо, что приехали. Я знаю от Вайолет, что вы платите за мое пребывание тут. Сами знаете, у меня, кроме нее, никого, – говорит он дрогнувшим голосом. – А вы мой спаситель и все такое…

– Портер, пожалуйста, не надо, – возражает Эдвард, осторожно касаясь руки парня. – Не надо таких высоких слов.

– Дело вот в чем, капитан, сэр. – Портер пристально смотрит на него единственным глазом, заставляя Эдварда ерзать на стуле. – Надеюсь, вы поможете мне кое в чем разобраться. Здоровым меня не назовешь. Мои легкие… сами знаете, повреждены. А инфлюэнца меня почти доконала. Думал, подхвачу пневмонию и она меня прикончит. Прекратит все мои мучения, я так думал. – Он глухо смеется. – Вы ж знаете, у меня всегда бывали кошмары про тот день и то сражение. Но как проснусь – ничего не помню. А тут вдруг, как только цапанул инфлюэнцу, начало что-то пробиваться. Только понять не могу, что к чему. Сэр, можете мне помочь? – с мольбой спрашивает Портер. – Можете помочь вспомнить?

Эдвард смотрит на парня, а у самого кровь стынет в жилах. Отважится он сказать правду или и дальше будет врать, в любом случае его ждет проклятие.

V

Рано или поздно, но этот этап обязательно наступает. И наступает он, когда вы себе признаетесь, что воюете со мной, а полем битвы является ваш ребенок. И что я побеждаю в этой войне.

Девочку, конечно же, нужно надежно спрятать.

Спрятать от недобрых взглядов, перешептываний за спиной и пересудов. От неприятия и недоверия. Ох, до чего же вы легко находите себе оправдания!

Итак, мы оказываемся в колонии Хит, учрежденной для эпилептиков. В одном из многих мест, построенных вами для тех, кого вы решили убрать с глаз подальше.