Он умолкает и подносит чашку к губам, надеясь, что собеседники не заметили его дрожащей руки, едва не пролившей чай.
– Превосходно, – говорит сэр Чарльз. – И в самом деле замечательная новость.
– А сейчас вынужден признаться, что причиной моего визита был не только вопрос, о котором мы говорили. – Он ставит чашку и блюдце на стол, боясь за свои нетвердые руки. – Меня привели к вам и другие… причины деликатного характера. Но прежде чем излагать подробности, я должен быть уверен в полной конфиденциальности нашего разговора.
Его собеседники слегка подаются вперед.
– Конечно, дорогой коллега, – отвечает сэр Чарльз. – Мы уже привыкли иметь дело с вопросами, требующими конфиденциальности. Можете быть уверены: что бы вы ни рассказали, это не выйдет за стены кабинета.
Эдвард выдыхает и с несвойственным ему косноязычием начинает излагать сэру Чарльзу ряд фактов, мешающих ему спать по ночам.
После завершения встречи сэр Чарльз вызывает сестру Хоггет и просит проводить Эдварда в центр Красного Креста. Они выходят из здания, огибают большой утиный пруд и поднимаются по склону холма к разбросанным вдали фермерским постройкам. Пока идут, женщина болтает без умолку. Эдвард молчит, едва вслушиваясь в ее слова.
– А скажите, – вдруг спрашивает он, перебив ее на полуслове, – как здесь обращаются с детьми?
Сестра Хоггет удивленно смотрит на него:
– Сэр, я с ними мало сталкиваюсь. Я главным образом работаю в центре для ветеранов войны – да благословит Господь их души! – (Они проходят еще несколько шагов.) – Вот это школа, – поясняет медсестра, указывая на деревянное здание справа. – За ней помещения для мальчиков. Девочки размешаются вон там, рядом с женским домом. – Сестра Хоггет показывает на ряд зданий, примыкающих к прачечной. – А это, – продолжает она, махнув в сторону весьма обветшалого коттеджа, – у нас называют Младенческим замком. Маленькие дети живут здесь. Я про тех, кто еще не дорос до школы.
Эдвард пытается представить Мейбл в стенах Младенческого замка, но ему никак не удается.
– Родители их навещают? – спрашивает он.
– Редко. Большинство предпочитает не приезжать. И потом, такие визиты лишь расстраивают малышей. Для них лучше забыть, что у них когда-то был родной дом. Теперь их семья здесь.
Центр Красного Креста оказывается просторным зданием, окруженным крытой верандой. Сестра Хоггет вводит Эдварда в небольшой вестибюль и просит обождать. Он остается в темноте. Каждая клетка его тела требует: «Поворачивайся и беги отсюда!» В затхлом воздухе ощущается слабый запах полировочного средства для дерева с примесью запаха каких-то лекарств. Эдварда нервирует тишина, царящая в здании. За все шесть лет пребывания Портера здесь Эдвард ни разу не удосужился приехать. К горлу подступает тошнота вместе с чувством стыда, вины и ненависти к самому себе.
Неожиданно слышится хлопанье дверей. Возвращается сестра Хоггет в сопровождении другой медсестры, помоложе, розовощекой и с удивленным лицом.
– Капитан Хэмилтон? – шепотом спрашивает она, глядя на него, как на призрака.
– Да, – говорит он, – хотя теперь меня именуют профессором Хэмилтоном.
– Боже мой! – Медсестра густо краснеет и совсем теряется. – Я так рада с вами познакомиться. – Она делает неуклюжий реверанс и дрожащими пальцами пожимает протянутую руку. – Реджи… мистер Портер… говорил о вас так много и так часто, что вы стали здесь легендой! – со смехом признается она. – А уж какие истории он рассказывал… Мы даже начали думать, что вы никак не можете реально существовать. И надо же! Вы стоите здесь, совершенно настоящий. Все будут чрезвычайно рады с вами познакомиться!
– Пожалуйста, не надо никакой шумихи, – с нарастающим отчаянием говорит Эдвард. – Я лишь хочу повидаться с Реджи. Мой визит будет кратким. Под вечер мне необходимо вернуться в Лондон.
– Конечно, сэр, – отвечает медсестра, заметно сникая под пристальным взглядом Эдварда. – Я не стану поднимать шум. Как хорошо, что вы приехали. Бедняга Реджи до сих пор оправляется после тяжелейшей инфлюэнцы. Он был настолько болен, что уж не знаем, каким чудом выкарабкался, – сообщает она, морща лоб. – И без конца бредил. Не так, как из-за своих нервов. По-другому. У него как путаница в голове произошла. И это состояние сохраняется. Мы думаем, болезнь затронула его память. Возможно, встреча с вами пойдет ему на пользу.
Медсестра ведет Эдварда через комнату отдыха, где десяток пациентов греются на послеполуденном солнце. Кто-то курит и играет в карты, а кто-то лежит на кушетках, подперев голову ладонью. Портер находится в дальнем конце комнаты. Он сидит один, глядя в окно на сад и окрестные поля.
– Реджи, – медсестра осторожно трогает его за плечо, – а к тебе кое-кто приехал. Ты ни за что не угадаешь!
Постояв немного, она уходит.
Со спины Портер ничем не отличается от молодых людей его возраста. Аккуратно подстриженные каштановые волосы, широкие плечи. Возможно, излишне худощавый. Услышав слова медсестры, он поворачивается и смотрит.
– Привет, старина Портер, – ухитряется произнести Эдвард, невзирая на растущий комок в горле.