Тайное место

– Да похуй. Они из отдела убийств. И ловят убийцу. Это единственное, что имеет значение. По крайней мере, тогда я именно так думала.

Горький осадок, подтекстом.

– К тому времени я уже запросто могла сказать Костелло, чтобы засунул свои советы куда подальше. И даже О’Келли. Дело было практически профукано, и на папке стояло мое имя. Я бы сделала что угодно, но к тому моменту было уже поздно. Был у меня шанс или не было, неважно, я все равно его упустила.

Я что-то невнятно проворчал сочувствующим тоном и сосредоточился на сэндвиче.

Иногда попадаются изначально скверные дела. Нам всем они порой достаются. Но получи такое дело на самом старте карьеры, и, глядя на тебя, люди всегда будут думать: вот идет неудачник.

Всякий, кто свяжется с Прокаженной Конвей, получит пятно на всю жизнь, и его тоже будут сторониться. Парни из Убийств – уж точно.

Всего несколько дней.

– Итак, – Конвей отхлебнула кофе, поставила обратно на стенку, – в итоге я получила стопку жалоб от богатых папаш, Костелло больше нет, чтобы прикрывать мою задницу, и, что самое главное, за целый год дело не сдвинулось с мертвой точки. О’Келли достаточно вот такого повода, – показала жестом щепотку, – чтобы вышибить меня под зад и передать все О’Горману или любому из его мудаков. И до сих пор он этого не сделал только потому, что терпеть не может новых назначений, говорит – журналюги или адвокаты начнут зудеть, что расследование с самого начала зашло в тупик. Но О’Горман и Макканн наседают, намекают насчет пары свежих глаз и тому подобное.

Так вот зачем была нужна Хулихен. Не для того, чтобы защищать детей. Чтобы прикрыть Конвей.

– На этот раз я веду игру с дальним прицелом. Эти разговоры оказались не пустой тратой времени: мы сузили круг подозреваемых. Джоанна, Элисон, Селена, даже Джулия, хотя маловероятно. Для начала. Да, возможно, мы получили бы больше информации, если бы я слегка надавила на них. Но я не могу себе позволить рисковать.

Еще разок прицепишься к Джоанне, и пожалуйста: папочка звонит начальству, О’Келли получает долгожданный повод, нам обоим дают пинка под зад.

Конвей определенно думала точно так же. Я не хотел ее благодарности. Не то чтобы она имела это в виду, просто на всякий случай.

– Ребекка изменилась с тех пор, как вы виделись в прошлый раз, да?

– Хочешь сказать, я дала тебе плохой совет.

– Хочу сказать, все, что ты мне рассказывала про компашку Джоанны, оказалось в самую точку. И только с Ребеккой вышло иначе.

– Да хрен ли. В прошлый раз из Ребекки клещами было слова не вытянуть. Она готова была свернуться клубочком в дальнем углу и помереть, только бы мы оставили ее в покое. Учителя сказали, она вообще такая, просто очень застенчивая, со временем перерастет.

– Ну вот и переросла, все нормально.

– Ага. Выглядит приличнее, а год назад это были кожа да кости с брекетами, на вид больше десяти не дашь, сейчас вроде начинает походить на человека. Поэтому, наверное, и чувствует себя увереннее.

– А что насчет остальных? – кивнул я в сторону школы. – Они изменились?

– А что? Думаешь, если кто-то что-то знает, это проявится?

Она проверяла меня. Весь этот разговор – тест; как и допросы, как обыски. Половина успеха совместной работы – в таком вот теннисе: мячик налево, мячик направо. Если щелкнет, ты годишься. Когда два идеальных напарника вот так перебрасываются фразами, они звучат, как два полушария одного мозга. Не то чтобы я метил настолько высоко, – скорее всего, с Конвей никто так и не смог сработаться, даже если и хотел, – но вот в чем загвоздка: если с ней не щелкнет, то можно отправляться восвояси.

– Они дети, – сказал я. – Не закоренелые бандиты. Думаешь, они могли запросто прожить этот год, будто ничего не случилось?

– Может, да, а может, и нет. Дети, если не могут с чем-то совладать, прячут это в дальний угол, делают вид, что ничего не было. И даже если они изменились, что с того? В их возрасте они в любом случае меняются.

– Так всё же – изменились или нет?

Она задумчиво пожевала губами.

– Компашка Хеффернан – не-a. Всё то же самое, только стало больше. Гораздо стервознее, сильнее похожи друг на друга. Жирная тупая блонда, блядовитая тупая блонда, наглая тупая блонда, тупастая тупая блонда. И все три шестерки Хеффернан еще более жалкие и перепуганные, чем раньше.

– Мы же говорили: кто-то очень напуган, иначе не стал бы затевать эту байду с запиской.

– Да, – кивнула Конвей. – И надеюсь, что сейчас она напугана еще больше.

Она отставила кофе, не отводя взгляда от играющих девочек. Одна из них сбила с ног соперницу, врезав той клюшкой по лодыжке так грубо, что даже мы расслышали.

– Но вот Холли и ее подружки – да. Что-то такое в них и раньше было. Странноватые, типа того. Но вот сейчас… Орла идиотка, конечно, но тут она права: они чокнутые.

До этого момента я никак не мог понять, чем же они отличаются, что в них такого необычного. Теперь дошло: Джоанна и ее девицы вели себя ровно так, как я ожидал. Они были такими, какими, по их мнению, хотели их видеть парни, взрослые, да вообще весь мир.