Я начинал ей нравиться, помимо ее воли. Я вообще нравлюсь людям. Это я не хвастаюсь, просто сообщаю. В нашей работе нужно знать свои сильные стороны.
А самое безумное, что и мне она начинала нравиться, где-то глубоко в душе.
– Прикол в том, – уже серьезно сказала Конвей, – что если бы я угадывала сегодня, про компанию Холли я сказала бы то же самое.
– В смысле?
– Четыре симпатичные девчонки, так?
– Боже, Конвей. За кого ты меня принимаешь?
– Я не говорю, что ты извращенец, а призываю вспомнить себя в шестнадцать лет. Ты бы замутил с ними? Приглашал бы куда-нибудь, дружил в фейсбуке, что там они сейчас делают?
В шестнадцать лет я бы относился к таким девушкам, как к музейным экспонатам под стеклом: можешь смотреть сколько влезет, грезить до помутнения в башке, но трогать не смей – по крайней мере, если у тебя нет спецоборудования и решимости прорваться сквозь бронированное стекло и обойти вооруженную охрану.
Но теперь, когда я прочел записки на доске, они казались мне другими. Из-под милой внешности повсюду просвечивала опасность, как занозы на гладком дереве.
– Они классные, – сказал я. – Холли и Селена симпатичные, да. Я бы сказал, они пользуются успехом – возможно, у разных категорий парней. Ребекка обещает стать хорошенькой в скором времени, но в свои шестнадцать я бы этого не просек, да и унылая она, так что я бы не обратил внимания. Джулия: не супермодель, но вполне ничего, и с изюминкой такая, так что в целом да, вполне. Я бы запал.
Конвей кивнула:
– Вот и я о том. Так почему ни у одной нет бойфренда? И, если я не ошиблась в догадках, почему ни у одной из них и год назад его не было?
– Ребекка – поздний цветок. Считает парней противными и стесняется всего, что с ними связано.
– Хорошо. А остальные?
– Живут в пансионе. Парней нет. Свободного времени мало.
– Свору Хеффернан это не останавливает. Две – точно, одна нет, одна так-сяк; примерно такого и ожидаешь. Банда Холли: нет, нет, нет, нет, без вариантов. Ни одна ни на секунду не задумалась, отвечая, ни одна не сказала “все сложно”, не хихикнула, не покраснела, ничего вообще. Только спокойное безразличное “нет”.
– Ну и что ж тогда? А вдруг они лесбиянки?
Пожимает плечами:
– Все четверо? Возможно, но маловероятно. Впрочем, компашка тесная, это да. Отпугни одну, и все следом за ней будут шарахаться от парней.
– И ты думаешь, кто-то именно так и поступил, – констатировал я.
Конвей отшвырнула огрызок. Хороший бросок – огрызок пролетел точно между стволами деревьев и шлепнулся далеко в кустах, спугнув пару пичуг, хлопотливо вспорхнувших в воздух.
– И еще я думаю, что-то всерьез отшибло мозги Селене. И не верю в совпадения. – Она вытащила телефон, кивнула в сторону моего яблока: – Доедай. Сейчас проверю сообщения, и двинем дальше.
Вроде по-прежнему отдает приказы, но тон изменился. Я прошел тест, или мы оба прошли: щелкнуло.
Напарник мечты живет в глубинах твоего сознания, это тайна, как девушка мечты. Мой, например, вырос среди книжных шкафов от пола до потолка, играл на скрипке, у него рыжий сеттер, непоколебимая уверенность в себе и оригинальное чувство юмора, которое не понимает никто, кроме меня. То есть ничего общего с Конвей, ни по одному пункту, и, спорим, ее напарник мечты ничуть не похож на меня. Но ведь щелкнуло. Может, и всего на несколько дней, но мы идеально подходим друг другу.
Я сунул свой огрызок в чашку из-под кофе, тоже достал мобильник.
– Софи, – сообщила мне Конвей, прижав телефон к уху. – Никаких отпечатков нигде. Ребята из Экспертизы говорят, слова вырезаны из книги среднего качества, издана в последние пятьдесят-семьдесят лет, судя по бумаге и шрифту. А судя по фокусу на фотографии, снимали не Криса, он лишь часть заднего плана, остальное просто обрезали. Место пока определить не удалось, но она работает, сравнивает с фотографиями из дела.
Я включил телефон, и он тут же пискнул: сообщение. Конвей обернулась.
Номер незнакомый. И текст настолько неожиданный, что я всматривался добрую секунду, въезжая в смысл.
Я протянул телефон Конвей.
Она нахмурилась. Придвинула свой телефон поближе, принялась стремительно пролистывать что-то на экране.
– Номер не наших девчонок – во всяком случае, не прошлогодний. И не приятелей Криса.
Она хранит у себя в телефоне все их номера, год прошел. Ни одна ниточка не обрезана, даже тончайшая.
– Отвечу, – предложил я. – Спрошу, кто это.
Конвей задумалась. Кивнула.
Показал Конвей. Она трижды перечитала, обгладывая с большого пальца застывший яблочный сок. Одобрила:
– Давай.
Я нажал “отправить”.