Тайное место

А подруги Холли были такими, какие они есть. И когда они изображали из себя хитрожопых нахалок, или унылых тупиц, или чопорных скромниц, то исключительно потому, что сами того хотели. Ради собственных интересов, не моих.

И вновь тревожный холодок пробежал вдоль позвоночника.

Я прикинул, не сказать ли Конвей. Не мог придумать, как бы это сформулировать, чтобы не выглядеть психом.

– Селена, – продолжала Конвей, – вот она изменилась больше всех. В прошлом году она была вообще не здесь, вся в своих грезах, – сразу думаешь, одна из тех, кто развешивает над кроватью индейские штуки типа ловушки снов или всякую хрень с единорогами и надписью “Поверь в свою мечту”, – но в целом ничего особенного. И половину странностей я легко списала на шок, особенно если Крис был ее парнем. Но сейчас… – Она со свистом выдохнула сквозь сжатые зубы. – Сейчас, по-моему, от спецшколы для умственно отсталых ее отделяет только богатый папочка.

– Неуверен.

Это вынудило Конвей оторваться от хоккея:

– Думаешь, она придуривается?

– Не совсем. – Я подбирал слова. – Отрешенность – это верно. Но, полагаю, за этим стоит нечто большее и отрешенностью она это закрывает от других.

– Угу. – Конвей задумалась. – Что там Орла сказала про Селенину прическу? В прошлом году волосы у нее были длиной до самой задницы. Убойные, натуральная блондинка, волнистые, иные за такие волосы удавились бы. Много ли девчонок ее возраста обрежут такую красоту?

Совсем не разбираюсь в подростковой моде.

– Что, немногие?

– Когда вернемся туда, оглядись как следует. Если среди них не найдется онкобольных, Селена, держу пари, будет единственная с такой стрижкой.

Я допил кофе. Вкусно, и было бы еще вкуснее, если б Конвей озаботилась поинтересоваться, все ли любят черный.

– А что Джулия?

– А что ты о ней думаешь? Маленькая грубая сучка, да?

– Грубовата для своего возраста. И умна.

– Точно, и то и другое. – Уголок рта Конвей пополз вверх, ей определенно нравилась Джулия, пусть отчасти. – Но вот в чем закавыка – год назад она была гораздо жестче. Прямо стальной коготь. На предварительном допросе половина девиц с зареванными глазами или хотя бы прикидываются. Знакомы они были с Крисом или нет – неважно. Джулия входит с таким лицом, будто поверить не может, что мы тратим ее драгоценное время на такую хрень. Заканчиваем разговор, я спрашиваю, не известно ли ей что-нибудь, о чем нам следует знать, ну как обычно, да? И она отвечает – это ее собственные слова, и, не забывай, прямо в присутствии Маккенны, – что, мол, ей вообще насрать, кто пристукнул Криса Харпера, он был всего лишь очередным кретином из Колма, так что невелика потеря. Маккенна тут же завела грандиозную проповедь об уважении, сочувствии и прочее дерьмо, так Джулия просто взяла и широко зевнула прямо ей в физиономию.

– Холодное равнодушие.

– Ледяное. И клянусь, она не играла. Но в этом году – в этом году появилось еще что-то. Обычно подростки сначала разыгрывают грубость и черствость, пока не столкнутся с ней в реальности. А вот Джулия…

Она сунула в рот последний кусочек сэндвича.

– Вот в чем разница, – сказала она, когда смогла вновь заговорить. – Заметил, как они к нам относятся – ну, большинство? Едва снисходят. И Джулия в прошлом году была такой же. Мы с Костелло были для нее вообще не люди, просто какие-то взрослые. Посторонние шумы, с которыми приходится мириться, чтобы потом вернуться к по-настоящему важным делам. Я помню это чувство, в таком же возрасте. Разве что я не заморачивалась тем, чтобы с чем-то там мириться.

Охотно верю.

– А я пропускал мимо ушей. Улыбался, кивал и продолжал заниматься своими делами.

– Ага. Но в этом году Джулия смотрит на нас как на нормальных живых людей, и на тебя, и на меня. – Одним длинным глотком Конвей прикончила кофе. – Никак не могу разобраться, это хорошо или плохо.

– А Холли?

– Холли… – протянула Конвей. – Когда ты впервые с ней встретился, что подумал?

– Умная, колкая. Упрямая. Да много всего.

Медленная ленивая ухмылка краем рта.

– Точно, все так. Основную разницу ты уже уловил. В прошлом году каждое слово клещами тянули. Сейчас Маленькая Мисс Любезность, записка в одной руке, теория в другой, и мотив наготове. Что-то там происходит. – Она затолкала обертку от сэндвича в пустую кофейную чашку. – Что, кстати, думаешь насчет ее теории? Кто-то сторонний использовал одну из восьмерых, чтобы повесить записку?

– Не слишком убедительно. Если не желаешь светиться, зачем втягивать в игру еще кого-то? Тем более даже не из твоих ближайших подруг?

– Да уж. Твоя Холли просто источает симпатию. Она хочет, чтобы мы занялись всей школой сразу, не концентрируясь на ее подружках. Понимаешь, чего мне после этого хочется?

– Сконцентрироваться на подружках.

– Чертовски верно. Но предположим, одна из них что-то знает и Холли не хочет, чтобы мы выяснили, кто именно. На фига тогда приносить нам эту записку? Почему не выкинуть в мусор, не позвонить по горячей линии, сохраняя инкогнито? – Конвей покачала головой и повторила: – Там определенно что-то происходит.