Глава тридцать шестая
В первый день семестра Имоджен вошла через распашные двери в чертежную студию. Спустя несколько лет она казалась одновременно знакомой и незнакомой: гвоздики для одежды у двери, ряды чертежных досок и высоких стульев, холодный сумрачный свет, струящийся через высокие окна. Едва она вошла в помещение, как все мужчины встали со своих мест и приветствовали ее радостными аплодисментами. Имоджен покраснела, заулыбалась и ответила им легким кивком, не зная, как реагировать на такое проявление эмоций. Джайлс подбежал к ней.
– Милая девушка, – сказал он, забирая у нее пальто и вешая его на один из гвоздиков, – я знал, что ты меня не подведешь. Благодаря тебе я только что выиграл пари. С возвращением!
Он взял ее за руку и повел через студию к ее старому месту в углу. Марион уже была там с сигаретой в зубах. Она улыбнулась Имоджен.
– О чем он вообще говорит? – спросила Имоджен, садясь и убирая покрывало со своей чертежной доски. – И я очень рада тебя видеть, – добавила она. – Прости, меня так смутил этот прием, что я забыла про хорошие манеры.
– Не стоит извиняться, дорогуша. Все думали, что ты не вернешься, что ты уже вышла замуж за какого-нибудь морского офицера и родила ребенка. Мы с Джайлсом были не согласны с ними. Так что благодаря тебе мы выиграли немного деньжат, за что тебе спасибо. Как поживаешь?
– Я так рада, что вернулась, – проговорила Имоджен. – Хотя в прошлом году были моменты, когда мне казалось, что я не смогу возобновить учебу.
– Ты меня заинтриговала, – сказала Марион. – За ланчем все расскажешь.
– С большим удовольствием, – согласилась Имоджен, обводя взглядом студию. – Все кажется таким, как прежде, правда? Как будто мы и не уезжали. И здесь такой покой после всего, что мы пережили.
– Что? Даже когда рядом Джайлс?
– Да… даже рядом с Джайлсом, – понизила голос Имоджен. – Если честно, то я даже его рада видеть. Знаю, мы всегда подтрунивали над ним, но он мне очень нравился, и я рада, что он пережил войну. Он ведь служил в парашютном полку, не так ли?
– Да, – ответила Марион. – Думаю, он много чего тебе может рассказать.
– А ты, Марион? Ты все-таки поступила в земледельческую армию?
Марион кивнула.
– И как тебе там?
– Работа была очень тяжелой. Зато теперь я знаю про эксплуатацию тракторов намного больше, чем это требуется любой женщине.
Имоджен рассмеялась.
– Я, кстати, однажды заходила к тебе домой, – продолжала Марион, – но твои родители сказали, что ты за границей.
– Да, это очень долгая история, – сказала Имоджен, прикалывая чистый лист чертежной бумаги к доске.
Дни сменяли друг друга, и постепенно Имоджен и другие студенты вошли в привычный ритм университетской жизни. Но в чертежной студии оставались пустые места, за которыми когда-то сидели молодые люди, не вернувшиеся к учебе. Молодые люди, которые погибли, сражаясь с солдатами Муссолини в горах Италии, или умерли в японских лагерях для военнопленных. Молодые люди, павшие во время высадки союзников или на полях сражений. Молодые люди, которые сгорели заживо в истребителях на высоте двадцать тысяч футов или были застрелены и остались лежать в грязи или в никому не известных могилах. Молодые люди, которые погибли посреди Атлантики или в Северном море, которые затонули в моторных отсеках или сгорели среди разлившегося в море бензина, тщетно ожидая спасения. Их чертежные доски так и остались закрытыми, а гвоздики для одежды так никто и не использовал.
В конце дня студенты покидали студию и шли в паб, находившийся в конце улицы. Как-то раз, сидя в уютном уголке с Марион и Джайлсом и держа в руках стакан с джином и тоником, Имоджен вдруг увидела Фредди. Он ворвался в паб, в вельветовых брюках и рубашке с открытым воротом, и стал лихорадочно озираться по сторонам. Несколько молодых людей сразу же окликнули его:
– Фредди, иди сюда! Я угощу тебя пинтой пива!
– Фредди, иди сюда, посиди с нами!
Он поднял вверх руки.
– Минуточку! – крикнул он. – Я должен кое с кем встретиться…
Увидев Имоджен, он улыбнулся широкой радостной улыбкой. Она тут же вскочила, опрокинув стол.