Тайное становится явным

Он улыбнулся ей, и она еще раз отметила белизну его зубов и твердую линию подбородка. Неожиданно, сама не зная почему, она разрыдалась и вернулась в дом, закрыв лицо руками.

— Ну, перестаньте, Одри. Не нужно плакать. Уберите руки от лица и не глупите, — уговаривал он.

Она сделала, как ей велели, и сказала:

— Хорошо… что вам нужно?

Кэллаген взял ее рукою за подбородок, приподнял его вверх и поцеловал в губы.

— Вы лучше сядьте, приведите в порядок лицо и соберитесь с мыслями. Вам это необходимо. Мне нужно еще кое-что сделать. Скоро увидимся.

— Очень хорошо… — Достав из кармана жакета безукоризненной белизны платок, она промокнула им глаза.

— Удивляюсь, почему я это сделала… вернее, почему я разрешила вам это сделать, — произнесла она слабым голосом.

Он усмехнулся.

— А вы этого не делали, это сделал я. Но, надеюсь, в следующий раз автором этой идеи будете вы.

Он направился к двери и закурил.

— Я говорил вам, что у меня есть своя цена? — он улыбнулся. — Теперь вы понимаете, что она очень высока?

Затем он повернулся и пошел по тропинке, ведущей к дому.

Когда он скрылся из виду, она села на лавку, стараясь прийти в себя.

На это у нее ушло около пяти минут. Когда ей успешно удалось с этим справиться, она решила еще поплакать.

Глава X Портрет Эсме

Выйдя из боковой двери, Кэллаген пошел вниз по склону и свернул вправо по направлению к полю для игры в гольф. Он надеялся, что Николлз был там, и не ошибся. Тот старался овладеть премудростями удара в лунку с расстояния восемь футов. Прицелившись, он нанес по мячу ловкий и решительный удар и стал наблюдать, как он катился к лунке.

— Может быть, я сошел с ума, но эта игра может плохо на мне отразиться, — произнес он, засунув клюшку под мышку. — Когда-нибудь, заработав немного денег, или еще чего-нибудь, я заброшу свою специальность сыщика и стану профессиональным игроком в гольф.

— Что касается тебя, — ответил Кэллаген, — то я и сейчас не вижу никакой разницы.

— Ты только подумай, — продолжал Николлз. — Целый день находишься на свежем воздухе, бьешь по маленькому беленькому шарику и обучаешь красивых дам правильно наносить удар.

— В этом случае ты сможешь неплохо проводить время, — Кэллаген улыбнулся.

— Совершенно верно, хотя и у всего хорошего бывает конец. — Он нагнулся и достал из лунки мяч.

— Между прочим, я вспомнил, — заговорил он. — Сразу после обеда со мной разговаривала Кларисса. Она интересовалась, как можно обозвать действительно нехорошего парня. Ну, мне и захотелось научить ее какому-нибудь крепкому словечку. Я сказал, что самое лучшее слово «сукин сын», если ей не захочется обозвать его «мерзавцем». Мне показалось, что «мерзавец» ей понравилось больше.

— Где она? — спросил Кэллаген.

— Думаю, что ушла к себе в комнату. Или там, или, слышишь, в гостиной кто-то играет на пианино? Но это может быть и Одри.

Он переложил клюшку в другую руку и поискал в кармане сигарету. Закурив, продолжал:

— Слим, а куда мы отсюда поедем? Мы знаем?

— Не думаю, что нам придется здесь долго жить. Скоро вся эта идиллия разлетится на куски. Побудь здесь, Винди. И больше не ходи на рыбалку, пока я не попрошу тебя об этом.

— Меня это вполне устраивает. Я помираю без работы! Уже почти забыл, что такое сыщик.

— Не думаю, что ты это когда-нибудь помнил, — бросил Кэллаген и пошел в сторону дома. Когда он приблизился ко входу, появился Стивенс.

— Вот телеграмма, сэр. Ее только что принесли. Мне кажется, что ее задержали в Кингсбридже на пару часов. Они никак не могли найти посыльного, чтобы доставить ее сюда.

Кэллаген, кивнув, взял телеграмму, распечатал и прочел. Она была от Харви Соамса из Кейптауна. Чувства, которые он испытал после прочтения, представляли смесь радости и злорадства. Кэллаген вошел в дом и, просунув голову в дверь гостиной, заглянул внутрь. За пианино сидела Одри и лениво перебирала клавиши. Она его не видела и Кэллаген, тихо закрыв дверь, пошел наверх.

Он находился уже на полпути к своей комнате, когда открылась одна из дверей и появилась Кларисса.

— Слим, вы мерзавец, — выпалила она. — А еще я знаю другое слово, «сукин сын». Но я думаю, что вы и то, и другое.

Он усмехнулся.

— Кларисса, я удивлен, что вы пополняете ваш словарный запас за счет Винди. Что случилось?

Она прислонилась к косяку двери.

— Единственное, что меня беспокоит, это мое зрение и небольшое совпадение странных явлений.

— А что у вас со зрением? — поинтересовался Кэллаген. — И какие странные явления у вас совпадают?

— Беда со зрением у меня заключается в том, что я очень хорошо вижу, а что касается странного совпадения фактов, то сегодня перед обедом я была в угловой комнате, окна которой выходят на летний дом. Я видела вас с Одри. Я не знала, что ей нравится, когда ее так целуют. Это было хорошо?

— Очень, — ответил Кэллаген. — Ну, а как вы думаете, она любит целоваться?

— Может быть, как-нибудь я вам это докажу. А пока я думаю, что вы, как я вам уже это сказала, мерзавец. Объясняетесь в любви мне, а целуетесь с моей сестрой. Вы думаете это честно? Но, может быть, для вас это только тренировка. Вы мерзавец, Слим.