Тайное становится явным

Он хорошо помнил, что большинство этих дел в конце концов — если их рассматривать с точки зрения «Сыскного агентства Кэллагена» — были успешными. Он также помнил, что когда бросаешь однопенсовую монетку, она двенадцать раз подряд может упасть решкой, но можно голову дать на отсечение, что в тринадцатый раз она упадет орлом.

Кэллаген надеялся, что в доме Вендейна монетка упадет как надо.

Кэллаген с удовольствием затягивался сигаретой. Он совершенно определенно осознавал, что результаты дела Вендейна зависят от интервью, которые он, Кэллаген, собирался организовать сегодня поздним вечером. В любом случае, в том, что касалось Валпертона, Кэллаген сжег все мосты.

Это произошло тогда, когда Кэллаген написал и отправил письмо, которое к настоящему моменту уже было прочитано и перечитано толковым полицейским офицером с определенным — как подумалось детективу — наслаждением. Кэллагену предстояло на следующий день изложить уже готовую историю Валпертону — историю, в которой все бы сходилось. Он должен был это сделать. Отправив это письмо, он тем самым сжигал мосты, потому что, вполне вероятно, что до Валпертона уже дошла новость о смерти Блейза. Имея перед собой письмо Кэллагена, Валпертон ничего неопределенного сделать не сможет. Ему придется выждать. Перед тем, как предпринять какой-либо определенный шаг, Валпертон должен услышать все, что Кэллаген собирается ему сказать. Если бы не письмо, тогда, по всей вероятности, в этот момент Валпертон находился бы на пути в Девоншир, и по прибытии мог бы по счастливой случайности или ловкости — раскрыть много того, что Кэллаген хотел бы оставить нераскрытым.

В трубке послышался голос Ланселота Вендейна.

— Кто говорит?

Голос его звучал очень невесело, даже несчастно.

Кэллаген ответил:

— Это Кэллаген. Как ты там? Ты чувствуешь себя нормально, Ланселот? Как ты думаешь, можешь ли ты не спасовать перед жизнью? Или ты думаешь, что жизнь слишком тяжелая для тебя штука, и ты не можешь ее принять?

— Послушайте… — начал Ланселот.

Кэллаген не дал ему продолжить.

— Однажды я сказал, что ты сукин сын, Ланселот, — сказал он почти ласково. — Я был неправ. Такое определение было бы слишком большим комплиментом для тебя: ты хуже, чем сукин сын. Может, я придумаю нужное слово и скажу тебе, когда мы встретимся в одиннадцать тридцать в Грантс-Отеле.

— Меня здесь не будет в 11.30, так что не трудись идти сюда. Если бы я был здесь, то не стал встречаться с тобой. Ты очень высокого мнения о себе, Кэллаген, не так ли? Пошел ты к черту.

— Хорошо, — согласился Кэллаген. — Пусть я пойду к черту. Но даже это не поможет тебе. Я тебе скажу такое, мерзкий ублюдок, что ты будешь вынужден слушать меня, и тебе понравится, что я скажу!

В голосе Кэллагена послышался металл. Он говорил очень тихо, но слова производили особый эффект: как будто через телефонную трубку ударяли по барабанным перепонкам Ланселота.

— Я приду в одиннадцать тридцать — жестко приказал Кэллаген. — Ты будешь в своем номере и приготовишь к моему приходу бутылку виски и сифон с содовой. Если тебя там не окажется, я пойду и найду тебя. Когда я тебя найду, я вытрясу из тебя душу, а когда ты выйдешь из больницы, я сделаю так, чтоб тебя арестовали и бросили в тюрьму, как последнего жулика, которого поймали с поличным. Понятно?

— Да неужели… — презрительно хмыкнул Ланселот. — И могу я поинтересоваться, по какому обвинению?

Кэллаген начал врать. В его голосе послышалась та неподдельная искренность, которая всегда сопровождала у него самую явную ложь. Он сказал:

— Все улики против тебя, которые мне были нужны, у меня уже есть… ты, недоумок. У меня есть доказательства, что ты вместе с неким типом по имени Блейз и твоей кузиной Эсме Вендейн замышляли похитить драгоценности в Марграуде. Но вам не повезло, так как майор оказался слишком догадливым, и к тому же Эсме решила, что для нее будет лучше, если она скажет правду. У меня достаточно фактов против тебя, чтобы упрятать тебя за решетку на пять лет, ты, жалкий, никчемный неудачник. Ну, как тебе это нравится?

— Господи, — пробормотал Ланселот. — Все это чушь. Это…

— Черта с два, — сказал Кэллаген. — А на твоем месте я не рассчитывал бы на то, что это чушь. Так что ты будешь в этой гостинице в 11.30, или я выбью тебе все твои зубы и заставлю их проглотить.

Он повесил трубку и вышел на Хей Хилл. Было четверть восьмого. Он направился в сторону Албермарл-стрит к «Джуэл-клабу».

Он подумал о том, что вечер у Ланселота будет не из приятных. Он представил себе, что Ланселот проведет часа два-три, не находя себе места, пытаясь отгадать, что Кэллаген собирается с ним сделать. Кэллаген усмехнулся, довольный собой.

* * *

Мисс Паула Роше, которая скромно сидела в углу помещения «Джуэл-клаб», смотрела через стол на Кэллагена с дружелюбием, граничащим с обожанием. Она уже поглотила великолепный обед и с удовольствием выпила три коктейля и почти две бутылки шампанского. Она с большим изяществом держала в своих длинных пальцах ножку фужера, отставив мизинец, что, по ее убеждению, соответствовало представлению о хороших манерах.