Таинственная невеста

— Сердцу — безусловно нет. Но ваша матушка, как я сужу по рассказам, была чрезвычайно деловой особой, вот почему я предположил, что в своих поступках она вряд ли руководствовалась только сердечными порывами или позволяла сердцу себя увлечь. Одно дело — привязанность. Другое дело — имущество и собственность. Причем немалая собственность.

Татьяна задумалась.

— Пожалуй, так. Но, как я вам сказала, матушка была глубоко нами разочарована. И она была в этом права, господин Мурин. Хозяйство было делом всей ее жизни. Смыслом ее жизни. Возможно, она пришла к мнению, что в руках Егора… особенно под присмотром Елены Карловны… это дело будет сохраннее. Или уж точно сохраннее, чем в наших. Мы, младшие Юхновы, умеем только прогорать. Будь я на месте моей матушки, господин Мурин, я бы поступила в точности, как она. Но благодарю вас сердечно за ваше желание меня утешить. Добрых слов я слыхала мало.

Она поднялась, и Мурин тоже поспешил, поняв, что разговор окончен.

— Позову вам Елену Карловну.

Мурин задумчиво посмотрел на темный портрет. Не в отца ли уродились эти дети? Главой семьи была мать, хозяйкой была мать, преумножала состояние — одна лишь мать. «А ты что ж? Был тряпка и мот?» Единственное, чем помог, — это вовремя помер? За это тебя почтили, повесив твое изображение в этой пышной гостиной, купленной на деньги жены? В выражении лица на портрете ему увиделось нечто пристыженное.

Дверь открылась, он обернулся — и обмер. Показался себе сразу слишком маленьким, слишком кривоногим, слишком волосатым — его изъянов было не счесть. Потому что Елена Карловна была совершенством. Он видел ее в окне. Но теперь, когда между ним и ею не было оконного стекла, онемел. Она же, видимо, привыкла к тому, как действует ее красота. Стояла и ждала, пока он придет в себя. И Мурину показалось, что она так и год простоит, и десять, и уж от самого него останутся кости, покроются мхом, а Елена Карловна все будет стоять, крупная, величественная, и глазом не моргнет. А потом ее перенесут и установят в петербургском императорском Эрмитаже.

Он прочистил горло, представился, шаркнул.

Елена Карловна наклонила дивную голову:

— Ваш сапог, сударь, — это был голос сирены.

— Сапог? — Мурин все еще не понимал, на каком он свете.

— Очень жаль, что вы претерпели такое неудобство в наших краях. Велите распорядиться и послать за ним человека?

— А… Кхм.

— Весной бывает удивительное бездорожье.

— Удивительное!

Елена Карловна молчала. Ее глаза остановились на Мурине, точно она забыла перевести взгляд на какое-то более интересное место. Они не прожигали, не прощупывали, в них не было кокетства, страха, любопытства. А только чистая голубизна мозаики.

— Не угодно ли вам выпить чаю?

— Угодно.

Она позвонила в колокольчик. Появился Осип, уже виденный Муриным.

— Подайте, пожалуйста, чаю, — попросила Елена Карловна.

Лакей глядел поверх ее головы. Поклонился. Вышел.

Мурин не знал, что сказать. Молчала и Елена Карловна. Мурин признал, что никогда не видал женщины прекраснее — и никогда еще ему не было так скучно в дамском обществе. Чай все не несли. Елена Карловна потрясла колокольчик. Явился Осип.

— Где же чай? — нетерпеливо спросила красавица.

— В столовой накрыт, — ответствовал лакей. — Все давно там.

— Почему в столовой? Я же…

— Как барыней заведено.

Стало ясно, кого здесь хозяйкой не считают. Елена Карловна смутилась, щеки и прелестные маленькие уши порозовели. Мурин ей посочувствовал. Старый гренадер не собирался сдавать позиций. Остальная дворня наверняка выступала под его знаменами.

Елена Карловна не приструнила лакея. Не рявкнула. Она послушно встала. Обернула на Мурина свое блистательное лицо:

— Не соблаговолите ли проследовать в столовую?

«Странная дама», — прошмыгнула мысль. Но растворилась в лучах, испускаемых красавицей.

В столовой точно были все. Татьяну Борисовну Мурин уже знал. Бесцветная мышь оказалась воспитанницей старухи Поленькой. Молодой брюнет не мог быть не кем иным, как братом Татьяны. При виде Елены Карловны он заорал:

— Ой, кто пожаловал! Краса Энска сама Елена Карловна!

Сестра шикнула на него. Тот сдал назад. Оглядел Мурина, присвистнул.

— Мамочки, да тут золота наверчено, как на митрополите. Это вы — Мурин, о котором весь Энск говорит?

— Аркадий, — тихо и твердо вставила Татьяна.

Мурин осадил его холодным взглядом. Но Аркадию Юхнову было хоть бы хны. Карие глаза его блестели, как спелые вишни. Он разглядывал Мурина весело и бесцеремонно.

— Вообразите, никогда не видал вблизи настоящего гусара!

«Экий нахал».

— Садитесь, прошу, — мягко пригласила Татьяна.

Только тогда Мурин заметил, что и Елена Карловна оставалась стоять. После слов Татьяны она двинулась к свободному стулу. Аркадий вдруг подмигнул Мурину. Тело его вытянулось. Ловкая ступня протянулась к ножке стула, над которым уже расправляла платье Елена Карловна. Толкнула носком — стул прянул — и бедняжка опрокинулась на пол, точно поверженная языческая статуя. Все произошло в мгновение ока.

Татьяна ахнула. Мурин бросился к Елене Карловне, чтобы помочь подняться. Подал ей руку:

— Позвольте, сударыня.