Степан долго не мог уснуть. На улице брехали собаки. А ему всё в голову лез этот злосчастный медведь. И думалось ему про невесту. И про то, как одному видать огород пахать, да про то, что надо взять патроны, да сходить на зверя. Набить на лето мяса. Да много о чём. Мысли путались, и он не заметил, как уснул. Под утро Степан открыл глаза от еле слышного шороха. Он спал на кухне, на скамье, укрывшись старым отцовым полушубком. Их гость стоял около стола и что-то пил из глиняной кружки, сделав пару глотков, он подкрался к бредящему отцу и влил несколько капель тому в приоткрытый рот. В тишине было слышно, как отец сглотнул и немного погодя задышал ровнее. Степан смекнул, что это таинственные лекарства предков. Про них ходили разные слухи, дескать, те лекарства от любой хвори ставили на ноги, но только у менял была договорённость между собой деревенским их не показывать и не менять ни под каким предлогом. «Знать, правда, это всё. Ну, пусть, глядишь, и отец скорее поправляться начнет». Между тем гость так же тихо прокрался к себе и лёг. Степан тут же уснул. Снилась ему Настя. Стояла она на том берегу Сороки, на сносях. Живот был уже очень большим. Видно, что вот- вот рожать ей, а рядом с ней стоял мальчонка и за руку её держал. Настя будто и не замечала Степана. А он всё плыл к ней на своём облоске, да только всё ни как не мог против течения выгрести. И уж звал он её и руками махал. Всё попусту. Не видит она его или не хочет. Вздрогнул и проснулся. Дома было светло. Мать уже собирала на стол. Мальчишки во что-то играли. Отец тихо посапывал. Лицо у него было спокойное. Вроде как даже слегка улыбался. Степан встал, сунул ноги в чуни и вышел во двор. Из трубы в бане валил дым. Гость суетился во дворе, таскал снег в баню. Увидев хозяина, остановился и, кивнув головой, сказал, – Вы же не будете возражать, если в бане попарюсь. А то после вчерашнего я так и не успел помыться. Голос его уже звучал бодрее.
Конечно, – ответил Степан, – я и сам бы погрелся.