Таинственный Леонардо

В его описании «вокруг видны были вековые деревья, вырванные с корнем и разодранные яростью ветров. Видны были обвалы гор, уже подкопанных течением рек, как они обваливаются в эти же реки и запирают их долины; эти взбухшие реки заливали и затопляли многочисленные земли с народами»[170]. «Ты мог бы также видеть, как на вершинах многих гор теснятся много разнообразных видов животных, напуганных и наконец теснящихся, как ручные, в обществе беглецов – мужчин и женщин с их детьми. И поля, покрытые водою, показывали свои волны по большей части покрытыми столами, кроватями, лодками, разными другими орудиями, созданными необходимостью и страхом смерти; на них были женщины, мужчины вперемежку с их детьми, всячески сетующие и плачущие, напуганные яростью ветров, которые с величайшей бурей переворачивали воду сверху вниз вместе с мертвецами, ею потопленными»[171]. Это самая кровавая и ужасная сцена, когда-либо изображенная Леонардо. В его Всемирном потопе нет места Ноеву ковчегу: спасения не будет. Смерть приходит с бесчеловечной жестокостью.

Его «потопы» отличаются необычайным очарованием смерти, они засасывают наблюдателя в самый центр закручивающейся вихрем воронки.

Художнику даже хватило сил набросать фрагменты этого катаклизма, страшного, как апокалиптические видения.

На нескольких листах появились изображения бури, смешавшей небо и море воедино (см. иллюстрацию ниже). В его рисунках свободно пересекаются круги и линии, закручивающиеся в вихреобразном движении и беспорядочно заполняющие целые страницы. Более чем через сорок лет после «Пейзажа Валъдарно», на котором каждый природный элемент был под контролем, Леонардо отдает себе отчет в том, что природа может высвобождать силы, которым невозможно противостоять.

Леонардо да Винчи. Потоп. Около 1511 года. Черный карандаш на бумаге, 16×20 см, Королевская библиотека, Виндзор

На знаменитом рисунке появляется старик, возможно, это он сам, встревоженно наблюдающий за подъемом воды в реке. После того, как он испробовал все способы, чтобы постичь законы, управляющие природными феноменами, понять жизнь растений и других организмов, художник пришел к заключению, что больше нет никакого смысла думать о том, чтобы контролировать природу. В старости ему открылась вся бренность человеческого существования в сравнении со вселенной и природными силами; не признаваясь в этом открыто, он даже усомнился в центральном положении человека в универсуме. Том самом, которое он утверждал в своем «Витрувианском человеке».

Его «потопы» отличаются необычайным очарованием смерти, они засасывают наблюдателя в самый центр закручивающейся вихрем воронки: однажды поддавшись обаянию неистовствующей стихии, уже невозможно вернуться обратно. Да Винчи разрывался между смирением и покорностью, с одной стороны, и осознанием того, что он участвовал в грандиозной битве, в которой потерпел поражение, с другой.