Читаем Таинственный Леонардо полностью

Самой символичной картиной этого особого периода, вероятно, стала «Леда» (см. иллюстрацию ниже), женщина, которую Зевс соблазнил, приняв облик лебедя. В бумагах Леонардо сохранились по крайней мере три разные версии, в которых тело женщины принимает все более сложные и изысканные позы. Начиная с первой из них, на которой ее можно видеть коленопреклоненной, художник постепенно переходит к изображению фигуры, поднявшейся на ноги и обнимающей гибкую птицу с расправленными крыльями. Это второе решение оказалось наиболее удачным и пользовалось наибольшим успехом у заказчиков мастерской да Винчи, поэтому сегодня нам известно по крайней мере три версии, основанные на одном и том же рисунке.

Леда с нежной заботой смотрит на своих четверых детей, вылупляющихся из птичьих яиц, как об этом рассказывает Овидий в своих «Метаморфозах»: Кастора и Поллукса, Елену и Клитемнестру, прыгающих по земле, как цыплята.


Школа Леонардо да Винчи. Леда с лебедем. 1510–1520, Галерея Боргезе, Рим


Впервые художник запечатлел явно эротическую фигуру, обнаженную женщину, гораздо более чувственную и обольстительную, чем «Донна Ванна». С этим своим покорным взглядом и «змеиной» позой она выглядит очень изящно и грациозно. Легкая тень подчеркивает ее бедра, грудь, лобок и мягко окутывает пышные формы. Однако если как следует приглядеться, то что-то не так в этом средоточии чувственности. Леда кажется неестественной: ее таз наклонен вправо, в то время как руки протянуты в противоположном направлении. Голова повернута вправо и наклонена к ногам. Очередной раз Леонардо удалось создать оптическую иллюзию благодаря его исключительному знанию анатомии. Тело женщины – это совершенное сочетание атлетических мускулов и нежности античной Афродиты. Эта была исправленная версия Венеры, изображенной на прославленной картине Боттичелли: гораздо более реальная и в то же время искусственная. Да Винчи балансирует на тончайшей грани двусмысленности в попытке установить полный контроль над природой.

От простой любознательности, вдохновлявших его наблюдений и исследований художник перешел к мысли о том, что природа может быть преобразована и изменена в результате человеческого вмешательства. Тем не менее, в чем мы скоро должны убедиться, проделать это кистью на картине гораздо проще, чем в реальности.

Глава 14

Чужой в вечном городе

С течением времени Леонардо все реже общался с меценатами. Он с безразличием относился к их требованиям и оставался независимым от их личных предпочтений. Он пользовался покровительством герцогов, военачальников и монархов, но предпочитал держаться на безопасном расстоянии от них, чтобы оградить себя от любых неожиданностей. Будучи истинно свободным художником, он извлекал максимальную выгоду из представлявшихся ему возможностей и при первом же затруднении исчезал, заметая за собой следы. Так случилось в Милане в конце XV века, когда он покинул город, как только понял, что его контакты с французским окружением стали ненадежными. Так он держал себя с Чезаре Борджиа, которого покинул без сожаления, как только тот утратил власть и влияние. Наконец, во Флоренции, когда он ловко вывернулся после неудачи с «Битвой при Ангиари». Да Винчи сохранял верность своим покровителям только до тех пор, пока ситуация оставалась благоприятной, и менял окружение, как только представлялся удобный случай. Без колебаний или сожалений.

После кончины Шарля д'Амбуаза в 1511 году Леонардо нисколько не расстроился и продолжал оказывать услуги французскому правительству, пока в Милане ему гарантировали получение условленной платы, установленной щедрым губернатором. Однако военные действия стали опять приближаться: нависла угроза со стороны наследников Лодовико Моро, которые не оставляли надежды вернуть себе город. Через несколько месяцев Массимилиано Сфорца и его сводный брат Чезаре (сын Моро и Чечилии Галлерани) триумфально вернулись в замок. Это произошло 29 декабря 1512 года, и да Винчи, который тем временем держался на почтительном расстоянии от полей сражений, наблюдал за драматической сменой власти с виллы семейства Франческо Мельци в Ваприо-д'Адда, находившейся в тридцати километрах от столицы Ломбардии. После смерти Амбуаза он отдавал себе отчет в том, что его идиллия под сенью Миланского собора закончилась. С возвращением Сфорца для него больше не оставалось места в Милане: они никогда не простили бы ему сотрудничество с врагом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Очерки поэтики и риторики архитектуры
Очерки поэтики и риторики архитектуры

Как архитектору приходит на ум «форма» дома? Из необитаемых физико-математических пространств или из культурной памяти, в которой эта «форма» представлена как опыт жизненных наблюдений? Храм, дворец, отель, правительственное здание, офис, библиотека, музей, театр… Эйдос проектируемого дома – это инвариант того или иного архитектурного жанра, выработанный данной культурой; это традиция, утвердившаяся в данном культурном ареале. По каким признакам мы узнаем эти архитектурные жанры? Существует ли поэтика жилищ, поэтика учебных заведений, поэтика станций метрополитена? Возможна ли вообще поэтика архитектуры? Автор книги – Александр Степанов, кандидат искусствоведения, профессор Института им. И. Е. Репина, доцент факультета свободных искусств и наук СПбГУ.

Александр Викторович Степанов

Скульптура и архитектура