Таинственный остров

Все попытки колонистов изменить привычки неизвестного были тщетны — им пришлось запастись терпением. И вот наконец в нем заговорил голос совести, и ужасные признания невольно сорвались с его губ, словно под воздействием непреодолимой силы.

10 ноября, около восьми часов вечера, когда темнота начала уже покрывать землю, неизвестный неожиданно явился перед колонистами, которые собрались на террасе. Глаза его горели; к нему, казалось, возвратилась его прежняя дикость.

Колонистов поразил его странный вид. Что с ним случилось? Что его так ужасно взволновало и раздражило? Или общество людей возбуждало в нем непобедимое отвращение? Не тосковал ли он по дикой жизни, которую вел на острове Табор? Это можно было заключить по отрывочным фразам, вылетавшим из его уст.

— Зачем я здесь?.. — говорил он. — По какому праву вы схватили меня и увезли с моего островка?.. Разве между мной и вами может быть какая-нибудь связь? Да вы знаете ли, кто я такой?.. Вы знаете ли, что я сделал?.. Зачем я там был… был один?.. Кто вам сказал, что меня там нарочно не оставили… что меня не осудили на одинокую смерть? Вы разве знаете мое прошлое? Вы разве поручитесь, что я не вор, не убийца? Может быть, я самый презренный… проклятый… может, мне следует жить только со зверями… далеко от людей… Говорите!..

Колонисты слушали, не прерывая несчастного, у которого горькие признания, казалось, вырывались невольно. Смит встал и, желая его успокоить, к нему приблизился. Но неизвестный быстро отступил.

— Нет, нет, — вскричал он, — не подходите! Скажите мне только слово — скажите только, что я свободен!

— Вы свободны, — сказал Смит.

— Так прощайте! — воскликнул неизвестный и убежал как безумный.

Наб, Пенкроф и Герберт побежали за ним следом к опушке леса… Но они возвратились одни.

— Пусть его делает что хочет, — сказал Смит.

— Он уж не воротится! — воскликнул Пенкроф.

— Он воротится, — ответил инженер.

Прошел день, другой, прошло много дней, а неизвестный не возвращался.

— Видите, — говорил моряк, — я ведь предсказывал!

Но Смит был твердо уверен, что рано или поздно несчастный вернется.

— Это последний припадок зверства, — говорил он. — В несчастном пробудились человеческие чувства — это несомненно, и одиночество покажется ему ужасным.

Между тем работы на плато и на скотном дворе продолжались. Смит задумал построить настоящую ферму. Стоит ли говорить, что семена, собранные на острове Табор, были тщательно посеяны.

— Посмотрите-ка, каков у нас огород! — говорил Пенкроф. — Самый богатый огородник может нам позавидовать!

Действительно, огород был великолепен и содержался в удивительном порядке. По мере того как разрастались огородные овощи, приходилось копать новые грядки для посадки. Решили, что гораздо удобнее раскопать все плато под огород, а для сенокоса выбрать место подальше, так как сенокосы не нужно охранять от опустошений и набегов разных зверей.

15 ноября собрали третью жатву. За восемнадцать месяцев зернышко разрослось в целую ниву! Шестьсот тысяч зерен, полученных от второй жатвы, дали, в свою очередь, четыре тысячи мер, то есть более пятисот миллионов зерен. Колония была теперь богата зерновым хлебом и могла не только сама прокормиться, но и прокормить своих домашних животных.

— У нас есть зерно, — сказал Пенкроф, — а как мы его смелем?

— Построим мельницу, — отвечал Смит. — Вот теперь-то мы и попробуем воспользоваться вторым водопадом реки Милосердия. Я надеюсь, что он послужит нам не хуже первого, который пригодился для сукновальни.

— Ну так за дело! — воскликнул Пенкроф.

— А не лучше ли построить ветряную мельницу? — сказал Спилетт. — Я полагаю, это не труднее постройки водяной.

— Почему же вы хотите построить ветряную, а не водяную? — спросил Пенкроф.

— Потому что на плато Дальнего Вида в ветре недостатка не будет.

— Да, она открыта со всех сторон, — сказал Пенкроф, — и ваша правда, господин Спилетт, лучше построить ветряную мельницу. Это веселее: будет красивее «пейзаж», как пишут в книгах.

На берегу озера находилось много песчаника, из которого можно было обточить жернова, а для мельничных крыльев оставалось еще полотно от неистощимой оболочки воздушного шара.